В прошлую субботу мы ходили гулять в парк и пару часов потратили на съемку. Мне действительно это понравилось. Альвин учил меня, как правильно держать камеру, рассказывал, что нужно учитывать много мелочей, чтобы снимок получился хорошим.
– Спасибо, – выдохнул я. – Даже не знаю, что сказать.
– Скажи, что она не будет пылиться на полке.
Вместо ответа я улыбнулся и слегка толкнул Альвина в плечо.
3
Ровно через неделю, в среду, Альвин стоял у подъезда со своим большим черным чемоданом. Он наконец-то постригся. Нацепил солнечные очки. На плече у него болталась дорожная сумка. В машине его ждала мать, но Альвин медлил, потому что хотел попрощаться со мной и Бастианом.
Я чувствовал себя странно. Мне было и хорошо, и плохо одновременно. Я хотел, чтобы у Альвина все было хорошо, но вместе с этим мечтал, чтобы он вдруг передумал уезжать.
– Ага, спасибо, – сказал он, когда мы с Бастианом помогли затолкать чемодан багажник. – Я ведь наверняка что-то забыл.
Бастиан пожал плечами.
– Эта вещь будет не так важна, если ты правда ее забыл.
Альвин на секунду задумался, потом кивнул.
– Пожалуй, ты прав, – он вздохнул, положил ладони нам с Бастианом на плечи. – Присматривайте друг за другом, хорошо?
– Конечно, – кивнул Бастиан.
– Да, – сказал я. – Ты тоже будь осторожен.
Шарлотта высунулась из машины. Она была в летнем платье, маленькая, с копной кудрявых рыжих волос. Издалека ее запросто можно было принять за сестру Альвина, а не за его мать.
– Альвин, мы опоздаем, – позвала она.
– Тебе пора, – понуро сказал я.
Альвин чуть нагнулся, быстро обнял нас с Бастианом и пошел к машине.
Я вцепился в камеру у себя на шее, быстро поднес ее к лицу, чтобы сделать снимок. В итоге он получился смазанным, как весь тот июльский день. Альвин в профиль, в графитовой рубашке; с такого ракурса было отлично видно его легкую улыбку. Позади – расплывчатые пятна светофоров и людей.
Он уехал. Мы с Бастианом еще какое-то время постояли у дороги, а потом пошли немного прогуляться.
– Может, мы однажды тоже уедем, – сказал Бастиан, задрав голову в небо.
Мы сидели на старых покрышках недалеко от его дома и ели мороженое. Воздух казался колючим из-за жары.
– Я бы не хотел. Да и Альвин же не насовсем уехал.
– Кто знает.
– Он так сказал.
– Альвин тем более не может этого знать. Может, ему понравится в Берлине, и он захочет там остаться? – предположил Бастиан.
Мне не хотелось развивать эту тему дальше, поэтому я спросил:
– Куда бы ты поехал, если бы мог?
Бастиан задумался. Подтаявшее мороженое в его руках начало капать, он дернулся и чуть не слетел с покрышки. Я прыснул от смеха.
– В Австралию, – невозмутимо ответил Бастиан, – или в Англию, чтобы взглянуть на Стоунхендж.
– А в Австралию на кой черт? На кенгуру смотреть?
Бастиан хмыкнул.
– Ты сам-то, – сказал он, доедая мороженое, – куда бы поехал?
– В Италию, – ответил я, – или в Россию.
В маминых книгах я видел фотографии Везувия и Колизея и хотел взглянуть своими глазами на них и Пизанскую башню, попробовать настоящую пиццу, побродить по местным музеям, насладиться следами эпохи Возрождения. Россия привлекала меня по вполне понятным причинам. Мне хотелось узнать, чем жила мама до переезда в Регенсбург.
– А в Италию на кой черт? – передразнил меня Бастиан. – Макарон давно не ел?
Я фыркнул и щелкнул его по лбу.
– Квиты.
4
В пятницу маму отпустили домой. Ей стало лучше, поэтому врач согласился на то, чтобы выходные она провела в домашней обстановке. Отец привез ее на машине и помог лечь в кровать. Оскар тут же запрыгнул на постель и недоверчиво обнюхал мамину белую руку.
