«Может зайти к куму?» – Подумал он. -«Прикинусь дурачком, мол, память подводит, помоги, напомни, расскажи, может, разузнаю обо всем побольше».
Егор постучал в закрытую дверь, женский голос скрипучий, словно столетние немазаные петли, спросил:
– Чего нужно?
– Это я, Егор, – сказал он громче, понимая, что с той стороны пожилая женщина. – Повидать Сашку нужно.
– Так Сашка уехал в Синельниково, – проскрипела женщина, не открывая двери.
– А чего поехал- то?
– Так с комиссией и поехал -то.
– Ну хорошо, пойду я.
Он входил в свой дом нерешительно, боялся выдать себя непривычным жестом или словом. Нина, хлопотавшая по дому, встретила мужа вопрошающим взглядом. Егор молчал, пряча глаза, не знал, куда себя деть, сел у стола, опустив голову.
– Неужто вступил в комиссию? – спросила Нина.
Он кивнул головой, ничего не ответив.
– Горе-то, какое! А что дальше будет?
– А дальше, собери мне съестного, завтра возглавлю комиссию и отбываю в Дубинино.
Глаза Нины наполнились слезами, они еще не текли, а всего лишь большими каплями держались на ресницах, готовые пролиться в любую секунду.
– Егорушка, так что же вы с людьми будете делать?
– С людьми – ничего, а мерзость всякую, вроде Савки Еремина, раскулачивать станем, Советской Власти хлеб нужен. Понимаешь?
– Так пусть власть-то хлебушек и вырастит.
– Темнота ты дремучая, что с тобой говорить. Будет так, как я решу, или забыла, что я твой муж.
Нина молча встала и подошла к иконе, нашептывая молитву и не переставая креститься.
– И еще, – все тем же приказным тоном заявил Егор, – приеду из Дубинино, чтобы этого барахла, – указывая рукой на икону, – в доме не было, или я собственноручно спалю ее в печке!
После этих слов Нина в одно мгновение переменилась, ее кажущаяся покорность, превратилась в скалу, в непреступную крепость.
– Не смей трогать мою веру! Я простила тебя за выходку с отцом Матвеем, но коли тронешь икону, не прощу тебя, ни в жизнь не прощу.
Голос Нины не дал сомнения в ее решительности, Егор даже опешил от такого отпора и, не решаясь продолжать этот острый спор, отступил. Остаток дня он провел в размышлении, обдумывая произошедшее. Еще раз в мельчайших подробностях вспомнил вчерашние сутки. А может все то приснилось, а эта жизнь была настоящей, и я был здесь всегда… От такого предположения он совсем запутался. Опасаясь за свой рассудок, решил на время отложить выяснение, кто он, и где должен находиться, и где находится в настоящее время. Но ничего не думать не получалось, голова то и дело воспроизводила какие-то мысли и воспоминания, он их гнал, пытаясь переключиться на что-то другое, чтоб избавиться от ненужных переживаний. Но ничего не получалось, и он снова и снова пытался понять, что же произошло. И главное, почему?
Ночь прошла в таком же режиме, он засыпал, проваливаясь в сон, просыпался от какого-то жуткого страха. Ему снились кошмары, он ворочался и стонал. Просыпался, засыпал, и каждый раз, проснувшись, внимательно вслушивался и всматривался в темноту, определяя, где он находится. Сориентировавшись, проваливался в новый кошмар. За ночь он устал больше, чем отдохнул, а под утро лежал с открытыми глазами и торопил время. А голову то и дело забивали мысли о прошлом, настоящем, будущем. Неизвестность пугала, брала за горло, ворочалась там горьким, жестким комком, вызывая обиду на собственное бессилие и ничтожность.
За окном еще не рассвело, но Егор решил вставать. Услышав движение мужа, Нина поднялась и зажгла лучину. Свет от нее разбежался по дому, заплясал словно живой, но, осветив часть избы, остановился, не тронув противоположные углы, словно боялся заглянуть в них и высветить что-то страшное. Зато тени ничего не боялись и становились больше, устрашающе нависая над самой границей света и тьмы. «Да, без электричества как-то скучно! "– Подумал Егор, поймав себя на мысли, что электричество для него было делом привычным.
