Традиции & Авангард. №1 (13) 2023 г. - страница 22



Отмахнули флажком. Повезли.
Но пока он в вагоне валялся,
проводница пила корвалол,
я за чаем пойти постеснялся,
а какой-то дедуля пошел —
отлипала душа, отлетала,
на мытарства спешила она…
На стоянке врачиха сказала:
«Че везли-то? Он мертвый. Хана».
И уже мертвеца человеки
на носилках поставили в снег.
«Газвода, пирожки, чебуреки…
Не хотите один чебурек?..»
И кричу я закутанной тетке:
«Ты мне водки скорей принеси.
Выпью всю, хоть и нет столько водки
на Руси!..»
Я не знаю, на что опереться,
что-то звякнуло, дзенькнуло вдруг.
Это ж надо гигантское сердце,
тут простого не хватит, мой друг,
чтоб вместить эти речи и лица,
и сугробы, и холод, и кровь,
лень мента, суету проводницы…
а потом переделать в Любовь!

Соловей

Светало понемножку.
В сумятице ветвей,
как будто понарошку,
забулькал соловей.
Мы венчаны, и вправе
я на такую страсть,
но закурил, неправи…
нет, правильно стыдясь.

«Я взглядом двор окину…»

Я взглядом двор окину,
и занесу в тетрадь
прыщавую рябину,
и стану размышлять:
от грязного истока
вовеки никогда
не потечет далеко
прозрачная вода.
Худое око видит,
что этот мир худой.
Я вычеркну эпитет.
Но где мне взять другой?

Духота

Зажигалка, рекламные спички, сигареты и водка.
Прям к ее косметичке, где помада, и тушь, и подводка,
он сложил на багажник барсетку, мобилу, бумажник,
два увесистых кома ключей от машины и дома.
В вечереющем парке, увы, нет скамеек нигде, ни одной.
На окраине летней Москвы духотою сменяется зной.
Он не видит ее, он почти ненавидит ее.
То же самое можно сказать про нее, е-мое!
Они даже не знают того, как друг друга зовут.
Как на каторжный труд сатана призывает на блуд.
В вечереющем парке, увы, нет скамеек нигде, ни одной.
На окраине летней Москвы духотою сменяется зной.

Бывшей жене

Я помню черную дорогу…
потом… сырые дерева…
Твою неясную тревогу.
Мои неясные слова.
Прямоугольный пруд и елку,
похожую на ершик, и
всегда горящие без толку
назойливые фонари…
Бывали ссоры, были драки,
но повторяю вам, что я
был переполнен только в браке
всей полнотою бытия.
Вот потому-то человеку
и нужен Бог, но лично, Сам.
Куда еще девать калеку,
разорванного пополам?
И раз не вышло с полнотою,
то не поможет ли она,
пугающая глубиною,
божественная глубина?

Проходное

Буйная зелень и ржавый гараж,
запах июльской железной дороги.
Это мой самый любимый пейзаж,
это мое отраженье в итоге.
Серый забор бесконечно плетет
скучную, мятую, злую колючку.
Вон проходная в общагу, а вот —
на легендарный советский завод…
Выну блокнот и потекшую ручку:
«Через дорогу застыла сирень —
взрыв, остановленный бешеным взглядом…»
Сяду под нею в блаженную тень,
пива купив в супермаркете рядом.
Там проходная в секретный НИИ,
кульманы были когда-то одни.
Раковой опухолью день за днем
офисы фирм разрастаются в нем.
Тут проходная в армейскую часть.
Страшно туда человеку попасть.
Наискосок проходная тюрьмы.
Этого тоже стремаемся мы.
Буйная зелень и ржавый гараж,
запах июльской железной дороги —
это мой самый любимый пейзаж,
это мое отраженье в итоге.
Сердце мое – проходные дворы.
Сердце мое – проходные составы.
Улица плавится вся от жары.
Косит таджик незнакомые травы.

«Увы, стихи не протокол…»

Увы, стихи не протокол,
а потому поверьте на слово:
вчера по улице я шел,
навстречу мне Катюша Маслова.
Я соблазнил ее тогда,
когда нам было по шестнадцать,
не только не боясь блуда,
но и гордясь им, если вкратце…
Как подурнела, как пьяна,
шла, головы не поднимая,
и в этом есть моя вина,
еще какая!
Я не пойду за ней в тюрьму,