Традиции & Авангард. №4 (23) 2024 - страница 19

Гораздо позже пришло осознание того, что никакой я вам тут не корректировщик и даже не высшее существо. Я – всего лишь букашка на стекле, иногда пытающаяся увернуться от приближающегося конца, но которую постоянно заставляют что-то ненужное ей самой делать… Тяжёлое и тягостное чувство, совсем не приятное.

Как раз тогда-то и потянуло меня опять на войну. Гражданская жизнь, конечно, имеет свои прелести, но очень уж она ровная и дюже скучноватая для военного человека. Война ведь как наркотик: кто с самого детства затачивал себя под неё и большую часть жизни прошагал в строю, без этого уже не может. Не скажу, что начинается какая-то особая ломка, но без постоянного притока адреналина чувствуешь себя не в своей тарелке до такой степени, что иногда и жить не хочется… К тому же из всех тяжёлых наркотиков война – наверняка самый гуманный, потому что убивает далеко не всех.

Не стану открывать тебе как, но через какое-то время удалось подписать рядовой контракт с Иностранным легионом французским на четыре года – анонимно, естественно. Вернее, псевдонимно. Дослужился там аж до капрала парашютно-десантного полка (поверь, такое сделать непросто, совсем не легче, чем у нас стать майором), но продлевать это дело не стал: показалось, что мало платят… Интереснейший, скажу я тебе, друг, опыт, особенно если с нашей армией постоянно сравнивать. Но об этом – как-нибудь в другой раз.

После чего за две ударные пятилетки ратного труда обошёл-объездил почти все горячие точки Европы и половины Африки вместе с четырьмя разными ЧВК поочерёдно. Почему с четырьмя? А сколько, ты думаешь, у нас этих частных военных компаний? Вот и славно, пусть так оно и останется… Кстати, крайняя была как раз из «музыкантов» составлена. Окончательно вернулся в Россию относительно недавно и оказался опять в своём тихом и уютном Хабруйске, надеюсь, теперь навсегда…

Мне всё-таки пришлось пересказать это всё Виталию – в общих чертах и с большими купюрами, разумеется. А куда было деваться-то? Нам ведь вместе теперь расхлёбывать то, что вокруг наворотилось. Да и башка трещала неимоверно, гораздо сильнее обычного, не так, как после прежних давлений, даже думалось теперь с трудом… Нет, была, конечно, сотня причин вообще не зачитывать сии скупые выдержки из чужой для него книги жизни. Как, впрочем, была и у меня в своё время причина вообще её не открывать, даже не брать в руки. Однако получилось, как получилось.

Мы сидели вдвоём у меня на кухне, приканчивая уже вторую поллитру под маринованные грибочки и чипсы. Виталик больше молчал и только кивал головой в паузах между моими откровениями, а потом поднял замутневший взгляд и спросил только:

– И что теперь дальше? Делать-то теперь что?

– Доминировать будем, просто доминировать, пока всё не прояснится и не уляжется, – ответил я, – а пока нам обоим надо бы просто немного подремать.

Засыпая, думал о том, что никогда ведь прежде действовать в подобных обстоятельствах мне ещё не приходилось… Судите сами: вытащить из почти смертельного форс-мажора сразу семь человек (включая себя), только один из которых был мне более-менее близок, знаком и понятен (и это вовсе не я сам, а старый друг и умник Виталя), – при том, что как раз именно мне-то тогда ничто в реальности не угрожало. Без какого-либо плана и без обычно формирующей его второй волны. Довлеть не на традиционное упреждение, а по грубому факту происходящего… Нет уж, такое мне совсем не по зубам, тут, видно, какая-то ещё сила вмешалась, сработал неведомый дополнительный фактор. Или уж я настолько к старости изменился, что теперь и такое тоже могу?