Традиции & авангард. Выпуск № 2 - страница 9

Света допросила во дворе дома напротив старух моложе, засеявших сухими кореньями своих тел лавочку. Света впервые в жизни подумала, что странно, что её мёртвая теперь бабушка никогда не сидела вот так на лавочке и не общалась с ровесницами. Старухи знали Веру из третьего подъезда, но не хотели ничего говорить про неё. Явно они не любили её, таили какие-то старые обиды. Света обняла их своими чистыми голубыми глазами и объяснила, что найти Веру – вопрос жизни и смерти сейчас. И не стала добавлять, что скорее смерти для отморозков. Вдруг один из кореньев возбужденно закачал отростками и вспомнил, что Света – внучка своей бабушки, которая работала медсестрой и так хорошо, так небольно ставила уколы. Света с досадой подумала, что она почему-то совсем не использует вот этого полезного куска прошлого, забывает. Старухи-коренья зацвели все, закачались, завспоминали. Ещё через минут пятнадцать они наконец-то выдали ей адрес Веры.

Света постучалась в деревянную, цвета полусмытой хны дверь. Не открывали. Потом постучалась ещё раз и ещё раз. В ударах круглыми кулаками чувствовалась Светина злая страсть и настойчивость. Дверь отперли. Старуха с маленькой морщинистой мордочкой, утопающей в рыжем растрепанном парике, ковыряла Свету взглядом и не впускала её в квартиру. Света сразу спросила про «копейку». Рассказала, кто она. И добавила про бабушку. Вера пососала вставную челюсть и растопырила дверь, разрешая гостье зайти. Провела её в комнату. Та полезла в Светины глаза множеством мелких деталей: книг, статуэток, вязаных салфеток, вазочек. Света подумала, что, наверное, люди чувствуют себя так от наркотиков, как она от своей целеустремлённой ненависти. Напротив большого окна стояло протертое, накрытое пледом кресло. В деревянной облупившейся раме торчал полудвор, полустоянка, где жители ставили свои машины. Ровно по центру экрана, среди бликующих иномарок печалилась всё ещё не вывезенная, накрытая старыми, начинающими загнивать под дождём простынями «копейка». Света впервые осознала, что отморозки не тронули молодые машины, опасаясь, видимо, их молодых хозяев. Но тут же она решила, что дело не в этом. А в том, что молодая ненависть всегда хочет снести всё старое, особенно столь хорошо сохраненное. Света удивилась лезущим невовремя мыслям. Старая Вера в клоунском парике что-то говорила. Пришлось переспросить.

– Это было три брата, – повторила старуха.

– Откуда вы знаете? – удивилась Света.

– Я сразу вижу, я же выросла с тремя братьями, – тверже сообщила Вера, – они вели себя как братья. Один лет одиннадцати, другому пятнадцать, третьему около двадцати.

– Почему не позвонили в милицию? – Света подумала вдруг, что в её городе очень много старых людей, гораздо больше, чем виднелось на улицах, – целый дряхлеющий задверный полуофициальный мир.

Рыжепаклевая Вера посмотрела на Свету недоумённо.

– Ну раз они с Седьмого, это опасно. Я же одна живу.

– Откуда вы знаете, что они с Седьмого?

– Ну я же вижу! – ответила старуха Вера.

Седьмой участок – район в самой старой части города, почти музей, где сохранились ещё трёхэтажные послевоенные рабочие полубараки – полукаменные, полудеревянные. Считалось, что здесь теперь жили самые страшные, жестокие и нечестные люди в городе – бандиты, воры и хулиганы. От остального города Седьмой участок отделяла всего лишь ржавая заводская одноколейка. За неё никому чужому ступать не рекомендовалось. Но никто и не ходил. Незачем – всё, что нужно было для выживания – больницы, милиция, ЖЭК, соцзащита, банки, супермаркеты, школы и детсады – находилось вне границ Седьмого. Возможно, там были собственные учреждения, но этого никто не знал.