Читать онлайн Коллектив авторов - Традиции & авангард. Выпуск № 3

09.01

Сначала была буква.

И буква была – «А». Алая «А», сорванная невидимой рукой с вывески банка. Софья Михайловна, круглая женщина в голубом пуховике, звеня на морозе ключами, не сразу заметила пропажу. Замок не подчинялся, не впускал металл в свои стылые губы. Софья Михайловна принялась согревать его ладонью – и замок безжалостно прилип к коже.

Стоя в девять утра под дверью с ключами в одной руке и приросшим к другой руке замком, она поняла – это ловушка. Именно в этот момент она подняла к светлеющему зимнему небу голову в оренбургской шали и наскоро обратилась к Богу. А потом наконец увидела надпись:

«БАНК М.РИЯ»

Прореженные изящные брови дугами сошлись к переносице. Всевышний не только не хотел помогать Своей рабе, но и откровенно над ней насмехался.

Евгений шел на первый после затяжных зимних каникул рабочий день не торопясь. Попытка растянуть последний свободный час. Морозец, правда, подгонял – то и дело покусывал участкового за свежевыбритые щеки и дул снежным дыханием в уши. Мужчина накинул капюшон – и сразу стало темно, как в палатке: обзор сузился до треугольного, отороченного мехом окошка; зато сразу стало теплее. Тяжело вздохнув, он задумался о том, что вся его жизнь представляла собой сложный выбор между комфортом и свободой. И этот выбор приходится и по сей день совершать постоянно, даже в таких мелочах.

Сердито тряхнув головой, Евгений откинул башлык, и январь радостно вцепился в его лицо снова. Евгений скрипнул зубами, незаметно сжал спрятанные глубоко в карманы кулаки и продолжил путь. До отделения оставалось два квартала.

Навстречу ему спешили мамаши, везущие в санках капустооборазных детей. Некоторые свертки гневно сопротивлялись, другие покорились судьбе и взирали на проносящуюся мимо улицу со смирением, и Евгений, утерев выбегающую из носа прозрачную струйку, умилился. Вспомнил собственное детство и даже помахал одному малышу рукой – прежде чем везущий его отец стартовал на зеленый сигнал светофора.

«Им хотя бы в спину дует», – мрачно подумал он.

Дуня дернула за поводья, ведущие к правому бортику санок. Темная фигура в рабочей куртке с блестящими полосками замерла. Медленно повернулась. В ответ на вопросительную мину Дуня указала ручкой в зеленой варежечке на ближайший дом.

Лицо смотрящего озарилось счастливой широкой улыбкой. Он часто закивал. В его круглых безмятежных глазах отражалось слово «околом».

– Так, гражданочка, что у вас украли-то? – деловито поинтересовался Евгений, щелкая ручкой.

Острый клюв стержня готов был вонзиться в тонкую бумагу, но женщина по ту сторону стола медлила и мялась.

– Да ничего особенного, – запричитала Софья Михайловна. – Разве ж это кража… Кому она вообще нужна…

– Что, что нужно? – напрягся Евгений.

Нераскрытая кража в первый рабочий день. Это звучало неприятно: где-то в подкорке Евгения прочно сидела вбитая гороскопами мысль – как начнешь год, так и проведешь.

– Да буква эта, – махнула перебинтованной рукой собеседница. – Вам чаю, может?

– Мне б понять, что у вас украли, – начал злиться участковый. – Место преступления осмотреть. Сфотографировать. Улики изъять. А вы все вокруг да около!

Софья Михайловна пожевала губами:

– Пойдемте.

Крошечное отделение банка «Мария», которым она заведовала, было всего лишь одним из множества открытых по разным городам и практиковало необычный подход к клиенту. А именно – все кредиты и ссуды, обмен валюты и прочие услуги доступны для клиента в том только случае, если он, то бишь она – женского пола. Уютный зал, переделанный из квартиры, выкрасили в нежный персиковый цвет, и шепчущиеся за столиками с кофе женщины больше напоминали закадычных подружек, чем кассирш и клиенток. Евгений хмыкнул: «Что за бредовая идея – феминистический банк!» – и вышел вслед за собеседницей наружу.

– Вот, – проговорила она, выпуская клуб теплого пара.

– Что – вот? – нахмурился Евгений.

Вместо ответа Софья Михайловна показала наверх. В стройном ряду вывески явно не хватало одного элемента.

– А-а-а, – протянул Евгений, и в этом протяжном «а» смешалось разочарование и удивление.

Он наконец опустил шариковый кончик на лист. Застывшие чернила отказывались писать, поэтому первое слово возникало из небытия постепенно – из продавленной канавки в темно-синюю полноводную вязь. Евгений сплюнул, выругался и вырвал первую страницу.

Нельзя допустить никаких ошибок.

Ничего толком неизвестно: до каникул все висело на месте, а сегодня уже нет. Когда точно исчезла? Непонятно: выловленные на улице свидетели пожимали плечами. Сказывался описанный в книжках эффект замыливания: большинство людей и вовсе не замечали, что в табличке что-то не так, пока Евгений не просил присмотреться повнимательнее. Расположенный в спальном райончике, вдали от шоссе, банк вообще сложно найти, если не искать нарочно, и оттого, вопреки всем правилам безопасности, за его входом не наблюдал ни один глазок видеокамеры.

Вооружившись рулеткой, следователь прикинул расстояние: воображаемому похитителю для его дела потребовалось бы спецснаряжение. С земли рукой до вывески не достать – она повисла на простенке ровно между первым и вторым этажом. Заваренные решеткой окна на втором этаже исключали хулиганство со стороны их хозяев: оставалась только призрачная надежда на то, что кто-то из пьяной молодежи на спор залез и отвинтил несчастную букву.

Евгений встал на хлипкую табуреточку. Хм… Провода срезаны аккуратно, а не вырваны с мясом. Таинственный незнакомец явно вооружился инструментами, чтобы с хирургической точностью отделить искомый объект.

«Дело ясное, что дело темное», – решил он про себя.

10.01

На следующее утро к магазину с бело-голубой вывеской зазмеилась очередь. Люди с бидончиками, флягами, бутылками торопливо выстраивались друг за другом: это был единственный магазинчик в районе, куда каждое утро привозили свежее молоко. Во всех прочих супермаркетах и ларечках молоко не выдерживало никакой критики. На вкус оно настойчиво отдавало яичной скорлупой, а при добавлении в кофе растекалось поверху масляной пленкой. Поэтому когда магазинчик возник, слава о нем распространилась по сарафанному радио. Слухи – лучшая реклама, и какие бы скидки ни выставляла соседняя «Соточка», её молоко так и оставалось на полках, лишь время от времени сами собой менялись черные цифры на боку.

– Завезли сегодня пожирнее, – важничала женщина в вязаной шали, отвинчивая крышку от фляги. – И творожок нынче зернышко к зернышку!

Её товарка качала головой и притопывала ножкой – от нетерпения и чтобы разогнать кровь, стынущую на морозе.

Но в тот момент, когда словоохотливая покупательница уже готовилась войти в крошечный тамбур, наполненный благословенными молочными реками, её нагло отпихнул высокий мужчина в глухом пуховике.

– Куда без очереди? – истерично заверещала старушка, но сейчас же смолкла, когда нахал обернулся к ней. – А, это ты, Женечка?.. Тоже за молочком?

– Я вообще-то по делу, – важно заявил он и хлопнул дверью перед самым носом.

«Мама, – подумал он раздраженно. – Как будто дома тебя не хватает».

Минуту спустя ручку двери украсила многозначительная табличка «Технологический перерыв». Толпа, загудев недовольным ульем, начала рассасываться. У «Соточки» появился шанс наконец сделать план.

Продавщица сняла натянутые до локтей хирургические перчатки и косынку, обнажив тугую, обернутую вокруг головы косу. Развязала прилипший к шее бантик и стащила фартук со смеющейся телячьей головой. Утерла пот со лба: в крошечном помещении с удобством размещались только двое людей да прилавок и царила вечная духота.

– Я ж тут всего по три часа в день работаю, – затараторила женщина, завидев Евгения. – С девяти до полудня, а потом молоко кончается, ну и еду обратно в деревню. Мы в том году с машины продавали, а тут поднялись немного… Помощники завелись хорошие, мы доильные аппараты сладили, обогрев в хлеву сделали по уму… прям волшебник из песни…

Евгений вместо ответа обескураженно молчал. Назойливой рекламы ему хватало дома в телевизоре.

– …А станет хозяйство побольше – так еще соседний павильон выкупим, глядишь, и сырик возить начнем…

– Буквы, – вежливо вставил Евгений. К молоку он не питал особой любви и выносил его разве что в составе кофе. Люди, с причмокиванием пившие молочные коктейли и восхищавшиеся ряженкой, вызывали неподдельное удивление, доходившее до брезгливости.

– А, это… – протянула продавщица. – Так приехала с утра, смотрю – нет буков. И слово-то получилось такое дурацкое… Что за зверь такой – МЛОК? Ну а мне что – торговлю же не тормозить? Позвонила вам первым делом, да и запустила продажу.

Евгений скрежетнул зубами. То, что могло показаться, пусть и с натяжкой, безобидной выходкой школьника, грозило превратиться в бессмысленную и беспощадную серию. Впрочем, сначала надо утвердиться в своей теории.

– То есть вчера все буквы еще были на месте? – уточнил он, торопливо записывая основные моменты её монолога в блокнот.

– Вроде да, – нахмурилась продавщица. – Обычно же не смотрю…

Евгений поднял голову от листа. Вот оно – проблеск. Обычно. Вчера, во время расспросов людей на улице, он слышал это слово множество раз – обычно. Обычно не обращали внимания. Обычно проходили мимо. Да вроде все было как обычно.

«В равнодушии и невнимательности людей кроется зло», – проговорил он про себя, а вслух сказал совсем другое:

– Все понятно. – И, не обращая внимания на дальнейшую тираду, без прощания вышел за дверь в объятия зимы.

Он вошел в свой кабинет. Обшарпанные стены казались милыми и уютными, от стоящего радиатора расходилось осязаемыми и почти зримыми лучами тепло. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что это всего лишь пар от сохнущих носков.

– Опять ты, Веня, газовую атаку устроил, – поморщился Евгений.

Его напарник хмыкнул, громко брякая ложечкой в кружке с надменной надписью «Лучшему сотруднику отдела». От этого кончики баронских усов, завернутые кверху полумесяцем, совершили кокетливое движение. Усовый реверанс. При взгляде на эту кружечку и усы Евгений Борисович, чье лицо украшала разве что благородная свежевыбритая синева, а стол – картонный стаканчик «KFC», надулся. Лучший сотрудник отдела глядел на него насмешливо:

– Что, Евгений Борисыч, как там украденные буквы? Нашли преступника? Надо поспевать, а то, глядишь, целая серия вырастет.

– Не трави душу, – разозлился Евгений.

Сосед всегда обращался к нему по имени-отчеству, и дело было не столько в том, что он годился ему в сыновья, сколько в выражении фальшивого, пропитанного ядом снисхождения лже-уважения. Новичок вгрызся в новую работу усердно, лихо стартанув; но, как часто бывает в теплых уютных кабинетах, успел немного устать и замедлился.