Традиционализм и реформизм в советском политическом пространстве: формы и функции (1953–1991 гг.) - страница 7



. Одновременно новые подходы к интерпретации наследия сторонников советской традиции актуализируют задачу анализа традиционализма в контексте функциональной специфичности[17].

С середины 1950-х гг. советский традиционализм тесно связан с реформизмом. Смерть Сталина, «коллективное руководство», ослабление классового критерия оказали существенное воздействие на природу власти, ее ресурсы. При этом изменение роли КПСС шло по линии не просто политических перемещений, но прежде всего выявления соотношения сил обновления и традиции. Именно в это время начинается постепенное оформление реформизма, его границ и потенциала.

Часть 2

Реформизм и советская система: чужеродность и естественность

Понятия «реформа», «реформизм», «реформаторство» достаточно противоречивы, неоднозначны в плане определения содержания. Идентификация их признаков в историко-политологическом разнообразии реформационных изменений в СССР представляет собой проблему выбора методологического основания, позволяющего полноценно отражать реальную практику советского реформизма 1950-1980-х гг.

Сам термин «реформизм», означающий преобразование, изменение, переустройство без уничтожения основ существующей системы, в советское время с формально-официальной точки зрения считался маркером вынужденной уступки революционному натиску, отступлением, шагом назад. Об этом писал еще Сталин в 1921 г.[18] Идеологический подход отрицал не сами реформы, а реформизм как полноценное политическое действие, соотносил его с понятиями «оппортунизм», «ревизионизм», аттестовал в координатах меньшевистского и социал-демократического мышления[19].

Потребность в изменении формы (а реформизм в отличие от реструктуризации или реорганизации – суть преобразование, меняющее форму) связана с волей правивших после Сталина «верхов» к власти. С середины 1950-х гг. реформизм – идейно-политическая ориентация «выживания», комплекс партийно-государственных идей и социально-экономических программ, выражающих настроение части партийно-государственных «верхов», метод и образ действия. С одной стороны, это реальные шаги по улучшению социально-экономического положения, с другой – предохранительная реакция на вызовы и угрозы. Из этого следует, что советский реформизм «навязывался» обстоятельствами, связан с цикличностью системы. Принимая наследие Сталина, а вместе с ним ленинизм, лидеры СССР не собирались менять концептуальные ориентиры, отказываться от организационно-административной системы. Идея монопольного права на власть, дополненная преуменьшением долговременного воздействия на страну «нарушений социалистической законности», изначально ставила препятствия радикальным переменам. Вместе с тем особенностью реформизма стало восстановление, как считалось, искаженной при Сталине формы советской системы, реставрация ряда «чистых» ленинских образцов. В таком залоге трактовались партийно-политические и догматические деяния большевиков 1920-х гг., с этим связывалось возвращение к ленинским началам партийной жизни. Реформаторские порывы Н. С. Хрущева и М. С. Горбачева могут трактоваться как исполнение ими партийного долга в части партийной святости, своего рода фундаментализм по отношению к «отцам партии». Восстанавливая преемственность Слова и Дела Ленина, они действовали как реформаторы, при том что восстановление утраченной формы для одних было искушением, другим представлялось предательством. Поэтому их (Хрущева и Горбачева) подвергали жесткой критике.