Трагедия Цусимы - страница 6

Рядом со мной старший механик, капитан Вернандер, мой старый соплаватель и приятель, что-то раздраженно доказывал своему помощнику. Я не слышал его слов и не мог понять, чего он так волнуется, когда все уже окончательно определилось: ни лучше, ни хуже не будет и ничего переделать нельзя.

– Полноте ершиться, дорогой! – сказал я, беря его под руку, – пойдем лучше, выпьем чаю – в горле пересохло…

Он только удивленно вскинул на меня своими симпатичными серыми глазами и, ничего не ответив, позволил себя увести.

Мы поднялись в кают-компанию. Обыкновенно в этот час шумная и людная – она пустовала. Два-три офицера от «подачи» и ближайших плутонгов крепко спали на диванах в ожидании тревоги или своей очереди вступить на вахту. Однако дежурный вестовой оказался на высоте положения и угостил нас чаем.

Опять кругом – жуткая тишина…

– Главное – не пори горячки…

– Один хороший выстрел – лучше двух плохих. Помни, что лишних снарядов нет и до Владивостока взять неоткуда… – доносился чей-то сдержанный голос из-за притворенной двери кормового плутонга. Кажется, говорил мичман Фомин.

– Поучает!.. – сердито буркнул Вернандер, давясь горячим чаем.

Я видел, что он чем-то очень разогорчен и хочет излить душу.

– Ну, рассказывайте, дорогой! Что у вас приключилось?..

– Это все проклятый уголь немецкой поставки… – Он понизил голос и оглянулся кругом. – Вы ведь знаете, что у нас было несколько самовозгораний в ямах?

– Знаю. Но ведь, слава Богу, удачно тушили. Разве опять?

– Да нет! Не то! Понимаете: горелый и тушеный уголь уж совсем другое. Расход большой! Против хорошего угля – процентов 20–30!..

– Постойте, голубчик! – искренне изумился я. – Да вы что же? – нехватки боитесь? Ведь вы до сих пор наш surplus расходовали! Ведь у вас теперь должен быть полный нормальный запас.

– Ну, полный, неполный… к утру будет меньше 1000 тонн…

– А до Владивостока 600 миль! Куда же еще?..

– А «Цесаревич» – забыли? 28 июля, когда ему располосовало трубы, он за сутки сжег 480 тонн! Ну?.. А у меня перерасход!..

– Не расход, а просто нервы расходились, – попробовал сострить я, – не все же ямы горелые…

– Ничего вы не понимаете! – рассердился Вернандер и, наскоро допив чай и схватив фуражку, куда-то убежал.

Я остался в кают-компании, перебрался на кресло, устроился поудобнее и задремал. Смутно слышал, как в полночь сменялась вахта. Некоторые из сменившихся офицеров пришли выпить чаю и вполголоса бранили чертову сырость. Кто-то растянулся на диване, крякнул от удовольствия и громко сказал: «Всхрапнем до четырех! и на нашей улице праздник!..» Я тоже заснул.

Проснулся около 3 часов ночи. Опять обошел палубы и вышел наверх. Все та же картина, что и с вечера, но посветлело. Луна в последней четверти стояла уже довольно высоко, и на фоне мглы, тускло посеребренной ее лучами, четко рисовались трубы, мачты, снасти… Опять засвежевший ветер пронизывал холодом и заставлял глубже прятать голову в воротник тужурки… Вышел на передний мостик. Адмирал спал в кресле. Командир, в мягких туфлях, неслышными шагами быстро ходил поперек мостика, с одного крыла на другое.

– Вы что бродите? – спросил он меня.

– Да так… посмотреть.

– Заснул? – кивнул я головой на адмирала.

– Только что. Я уговорил. Чего, в самом деле? Можно считать, ночь прошла благополучно. До сих пор не открыли – все перекликаются. А теперь, хоть открой – поздно. До рассвета всего часа два. Миноносцев, если даже и под рукой, не успеют собрать… Да и где найти в такую погоду? Смотрите – хвоста эскадры не видно!.. Разве кто случайно уткнется носом – все равно, что двести тысяч выиграть!.. Вот только ветер мне не нравится. Свежеет. Как бы не разогнал тумана… Ну, тогда завтра же и крышка. Кому что, а уж «Суворову» капут… А вдруг еще гуще станет? – внезапно оживился он. – Ведь уж сутки кругом бродят, а не видят. Вдруг и завтра то же. Прозевают начисто!.. Ходят, бродят, перекликаются… – а нас уж и нет! Ищи до второго нашего пришествия, т. е. уже из Владивостока! Там другой разговор будет!.. Но как встравятся! Сами себя со злости сгрызут! Вот потеха-то!.. – И командир, чтоб не разбудить адмирала, зажимая платком рот, расхохотался так весело и беспечно, что мне даже завидно стало.