Трагедия СССР. Кто ответит за развал? - страница 5



Я на такой вопрос обиделся:

– Товарищ подполковник, я же помкомвзвода. И работы распределяю, и наряды объявляю. Кто ж сержанта любит?

– Тогда в чем секрет?

– Я готовлюсь, настраиваюсь. Мысленно, как пуля, проделываю ее траекторию. Заряжаюсь уверенностью. Для меня мишень не фанера, а мой враг. Или я его – или он меня.

– Да ну? Психолог! А почему ты не в партии еще? Я вот в сорок первом на фронте вступил. Лучшие люди должны быть в партии. Хочешь, рекомендацию дам?

В сентябре 1959 года я стал коммунистом. И никогда об этом не жалел.

Система спроса, обучения, поддержки в те годы была на высоте. На сборе хлопка рядовому курсанту норму установили 60 кг, а коммунисту – 80. До сих пор помню, какой этот хлопок тяжелый.

О том старом способе стрельб еще хочу сказать. Позже стрельбища стали механизированными и показчики больше были не нужны. А дедовский этот способ, между прочим, имел свои плюсы. Вырывают блиндажи, проводят к каждому телефон, и на глубину два метра садится показчик с мишенью. В том, как настоящая фанерная мишень при попадании дергается и падает, есть достоверность – точно, нутром чувствуешь, что попал. Механизированное – это другое: настраивать надо мишень, да и любой камешек случайный спустить ее может. Второе: по сравнению с механизированным это намного дешевле. И третье: показчик, необстрелянный курсант, привыкает к очередям над головой – это отличная психологическая подготовка.

* * *

Служба в армии – сплошь будни. Когда говорят, что любят служить, – врут. Вероятно, мало работали. Офицер в любом звании и должности до командира батальона тянет солдатскую лямку. Командир взвода как минимум раз в неделю – начальник караула. Командир роты – дежурный по полку или по караулам. Командир батальона на учениях спит в боевом отделении танка или БМП (БТР), ест из котелка, умывается снегом.

Самые трудные и почетные должности в армии – командир роты и командир полка. Кто служил, может поспорить – но только тот, кто служил.

Из мотострелкового взвода я был переведен в разведбат дивизии и командовал группой глубинной разведки. Была такая организация. Пять солдат, я шестой, БТР или «уазик», а чаще всего – пешком. Радиостанция на 800 км дальности, автоматы с глушителями. Программа была своя, отдельная. В казарме и на плацу были мало. В основном в лесу, в основном ночью… Целыми неделями. Помню, как матушка к моему отпуску с большими трудами раздобыла где-то редкую путевку – пеший поход по Кавказским горам: костры, ночевки на природе. Долго не могла понять, почему я отказываюсь от такого прекрасного «отдыха».

Вершиной боевой подготовки были состязания разведчиков. К ним готовились круглогодично. Проверялись и оценивались экипировка, знание иностранных армий и их оружия, ориентирование на местности, стрельба с глушителем ночью, поиск средств ядерного нападения, физическая подготовка. За каждый вид – начислялись очки. Если в чем-то отличился, очки набавлялись.

Я учил своих ребят знанию немецкого языка, из-за чего возникали осложнения с особистом. Все мои парни умели водить разные типы БТР и автомобили. Вместе разрабатывали собственную экипировку.

Моя 4-я ГГР дважды была победительницей 18-й армии (штаб Форт-Цинна), дважды – по 8-й армии и всей Группе советских войск в Германии – в 1964 году. Дипломов много. Стал командиром своей же роты, и вновь группа из нее заняла 1-е место в ГСВГ.