Начиная с XVIII века законы стали изменяться – теперь можно уже было свободно торговать крепостными. Фактически то, что начиналось как форма государственного «тягла» для крестьян (обязательные налоги плюс запрет на переход к другому помещику), начало превращаться в полное лишение крестьян каких-либо гражданских прав – началось настоящее рабство.
В XVIII и всей первой половине XIX века процветала свободная торговля крепостными крестьянами. Существовали некоторые ограничения, вроде запрета на разделение крестьянской семьи, но и они соблюдались далеко не всегда, крестьянин признавался личной собственностью помещика, и если во время «телесных наказаний» он погибал, то помещик не отвечал перед законом, словно убил курицу или телёнка…
«Крепостной люд» составлял немалую часть населения больших городов Российской империи. В тридцатых годах XIX века население Петербурга насчитывало 450 000 человек, из которых «барских невольников» было 200 000 – почти половина населения. Крепостных держали в постоянном страхе, согласно предписанию «они должны были жить тихо, смирно и в постоянном страхе наказания». Во избежание побегов крепостным не выдавались паспорта – то же самое будет сделано по отношению к крестьянам десятилетиями позднее, уже в СССР.
В городах крепостные рабочие участвовали в крупных стройках – именно они возвели большинство монументальных зданий в Петербурге, который в середине XIX века, кстати, был малоэтажным городком с большинством домов из дерева, а не из камня. На крупных стройках за рабочими надзирали смотрители и десятники – они часто были свободными людьми и иностранцами «из немцев».
Как и в сталинском СССР, жили крепостные в больших бараках целыми артелями либо снимали какие-то большие помещения (тоже целой артелью). Одно из общежитий было на Сенной площади – оно состояло из больших комнат в несколько окон с русской печью в углу, а вдоль стен возвышались многоярусные нары, на которых спали крепостные – в комнате площадью 30–40 метров могло жить от 40 до 60 человек – мужчины, женщины и дети.
Питались петербургские крепостные очень плохо – ежедневной едой был простой чёрный хлеб (который брали с собой на работы), в лучшем случае к хлебу мог быть кусочек масла или луковица. Вечером на русской печке в общежитии готовились какие-нибудь «щи», которые очень отличались от современного варианта этого супа – чаще всего это был просто порубленный на 4 части и отваренный в подсоленной воде кочан капусты.
Газеты в конце XVIII–XIX веках пестрели объявлениями о «продажных людях». В одном из объявлений помещик распродавал своё «имущество» – «уже всё продано, осталась только дойная корова и мальчик, умеющий чесать волосы». Рядом могло быть такое объявление: «Продаётся малый 17 лет и набор мебелей». В другом номере газеты сообщалось: «Продаётся девка лет 30-ти и молодая гнедая лошадь». А в номере за 1800 год было такое объявление: «Продаётся муж с женою, лет 40–45, доброго поведения, и молодая бурая лошадь». Продавцы, не стесняясь, в красках расписывали свой товар – «девка хороша с лица и дородна», «малый мастеровит и умеет сапожному делу», «баба 40 лет не уступит хорошему кухмистеру в приготовлении кушанья».
Помимо продажи крестьян по объявлениям существовали также настоящие невольничьи рынки – их устраивали предприимчивые люди по образу и подобию восточных. Такие рынки располагались в видных и проходных местах российской столицы – например, у Поцелуева моста или на Лиговском канале. Покупатели приходили туда и выбирали «товар», при этом вели себя как при покупке лошади – обязательным считалось ощупать покупаемого крепостного «на предмет увечий и немощи», а также посмотреть зубы.
