Этот мир не знал солнца, не видел зари, никогда не чувствовал освежающей прохлады рассвета. Здесь был только вечный сумрак, мерцающий мягким багрово—лиловым светом, стекающим с причудливых небес, разрываемых Луной, чья форма была непристойна, откровенна, но, несомненно, живая. Она господствовала над этим миром, нависая, заполняя собой небо, дыша, пульсируя в такт желаниям существ, населяющих этот край. Её форма напоминала огромную вагину, из которой исходило тёплое, тревожное сияние, лишённое уюта, но наполненное зовом. Свет не давал покоя, он возбуждал, извлекал наружу самые потаённые инстинкты, заставлял забыться в ощущениях, не оставляя места для разума.
Под этим светом раскинулись города Лифтаскара, живые, дышащие, переплетённые сложной сетью улиц, площадей, возвышений, лож и алтарей, в которых никогда не прекращался ритуал наслаждения. Эти города возводились не людьми и не для людей. Их строили сущности, существующие вне морали, вне понятия добра и зла, ведомые лишь похотью, сделавшие её основой своей цивилизации.
Здания здесь не были предназначены для жизни в обычном понимании. Они не служили ни укрытием, ни защитой, ни местом покоя. Каждый дом, каждый храм, каждый дворец—жертвенник был частью одного общего механизма, бесконечного ритуала.
Фасады домов вытягивались вверх, увенчанные закруглёнными арками, украшенные колоннами, испещрёнными рельефами. Каждая сцена на стенах этих зданий изображала воплощённую похоть – застывшие в камне тела переплетались, изгибались, запечатлённые в моменте, который здесь никогда не заканчивался.
Окна были узкими, вытянутыми, напоминая разрезы, зияющие раны, всегда открытые, и никогда не закрывающиеся ставнями. За ними не прятались: они были лишь рамками, через которые можно было наблюдать за тем, что происходит внутри.
Крыши терялись в чёрных парах, будто вплетаясь в туман, растворяясь в воздухе. Одни заканчивались заострёнными шпилями, другие напоминали своды древних храмов, массивные, грубые, но притягивающие взгляд своей бесстыдной эстетикой.
Лестницы вели не вверх и не вниз, а словно тянулись внутрь самих зданий, изгибаясь так, что было невозможно предугадать, куда они приведут. Некоторые обрывались в пустоте, превращаясь в парящие платформы, на которых стояли возвышения, ложа, алтарные площадки.
Дверей здесь не было. Всё пространство Лифтаскара было открытым. Ни одно помещение не закрывалось наглухо, ни одно ложе не скрывалось за стенами. Всё было создано для зрелища, для участия, для слияния.
Переходя из одного квартала в другой, можно было наблюдать, как функция зданий менялась, но их суть оставалась неизменной.
В одном районе возвышались храмы—бордели, здания с куполами, напоминающими округлые формы тел, увенчанные фигурами демониц, застывших в соблазняющих позах. Входы в эти здания были похожи на широко раскрытые пасти, внутри которых горели алые огни, маня вглубь.
Далее раскинулись дворцы—жертвенники, залы, в которых вершились ритуалы поклонения демоницам – безмолвные толпы существ, отдающихся культу, сцены, превращённые в нескончаемые церемонии.
На площади, ведущей к сердцу города, возвышалась великая пирамида, главный храм, в котором обитала владычица этого острова. Она царила над своими подданными, ожидая поклонения, живя среди нескончаемого акта, из которого никогда не выходила.
В каждом здании, в каждом камне, в каждой улочке Лифтаскара было одно – служение страсти. Этот мир не был построен ради чего—то большего. Он был создан для того, чтобы в нём растворялись те, кто однажды сюда попал.
