Читать онлайн О. Странник - Трамвай судьбы

© О. Странник, 2017

ISBN 978-5-4485-7936-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На днях он опять разбил свою «Хонду», на этот раз так, что она не подлежала восстановлению, а сам отделался только царапинами и ушибами. Потом оперативно продал искорёженные останки тем, кому нужны чистые документы. И, как всегда бодрый и беззаботный, пришёл с деньгами домой, бросил их широким жестом на стол и весело сказал жене, всё ещё не свыкшейся с «невыносимой лёгкостью бытия» любимого супруга:

– Деньги ну прямо как с неба свалились, давай купим что-нибудь красивое и нарядное тебе и мне, мне – новые джинсы и бас-гитару, а тебе – всё что захочешь и на что этих денег хватит.

– Ага, давай лучше тебе бархатные чёрные брюки купим, а мне куртку такую замшевую с бахромой по рукавам в ковбойско-индейском стиле, – иронически ответила жена и заплакала: – Ты когда-нибудь повзрослеешь? Опять чудом жив остался, и – деньги ему, видите ли, с неба свалились, сколько тебе лет, чудовище ты моё?

– Тридцать семь, а что? Вся жизнь впереди, только хвост позади! – И он тряхнул забранными в хвост волосами.

Жена засмеялась сквозь слёзы, хлопнула дверью квартиры, промахнула пролёт лестницы и выскочила на улицу. Как раз подлетел к остановке трамвай. Она метнулась в него. «Быстрей уехать куда глаза глядят, подальше от этого паяца, жизнь с которым сплошная трагикомедия, фарс, театр абсурда! И ведь ничто его не берёт: видать, в рубашке, да ещё и с серебряной ложкой во рту родился, катится по своей гастрольной жизни красивым блестящим шариком. То он на самолёт опоздает, то в драку ввяжется, то тонущую девочку спасёт и веселится на банкете, заданном в его честь. Похоже, Господь к нему двух ангелов-хранителей приставил…» – так она думала, глядя невидящими глазами за окно. В стекле смутно отражались её заплаканные глаза и грустное лицо. Она поправила пышные светлые волосы, вытерла слёзы и уже снова улыбалась, представляя себе своего неунывающего разгильдяя, но снова запечалилась: ей уже почти тридцать, пора детьми обзаводиться. Да как тут обзаведёшься, когда муж – сам как ребёнок? Хуже – вечный подросток! Как она устала от этой жизни на вулкане…

Она немного успокоилась, повнимательней взглянула в окно – за поворотом мелькнул мост. Аларчин? Нет, вроде Цепной… Да в какой же она трамвай села, не глядя? Должно быть, в 41-й, раз на площади Тургенева.

Внезапно вспомнилось: «…Бурей летел трамвай, как я вскочил на его подножку, было загадкою для меня… трамвай заблудился в бездне времён… остановите, вагоновожатый, остановите сейчас вагон… поздно… мы прогремели по трём мостам… Где я? Так томно и так тревожно сердце моё стучит в ответ… вокзал, на котором можно в Индию Духа купить билет…» – Гумилёв…

Вот и ей выпало очутиться в «заблудившемся трамвае», и остановки почему-то не объявляют…

Народу в вагоне было мало, неподалёку сидел симпатичный мужчина лет сорока. Он что-то перебирал в большом чёрном портфеле и иногда пристально взглядывал на неё. Лицо его показалось ей как будто знакомым. Он переложил что-то в карман, застегнул портфель, поднял голову и заулыбался. Кому он улыбается? Оглянулась: сзади никого, значит, улыбается ей – с чего бы это? Наверное, ему показалось забавным, что она то вытирает слёзы, то хмурится, то гримасничает.

За окном проплывали незнакомые места, вот въехали под железнодорожный мост… и вдруг раздался гнусавый голос вагоновожатой:

– Трамвай идёт по двадцатому маршруту…

Интересно, и куда же это? И почему так мало пассажиров? Или теперь всегда так – у многих ведь машины, в метро все переместились, в автобусы. А тут, в трамвае, в отличие от толчеи метро, так просторно и спокойно. И неизвестно, куда он её завезёт… Ну и пусть, и спрашивать ни у кого не будет, вот доедет до конечной, на какую-то окраину, заблудится, потеряется…

Она снова взглянула на симпатичного мужчину; он приветливо покивал ей и заговорил:

– Вы меня не узнаёте, я ведь был аспирантом у вашего папы, даже домой к вам приходил, бывало.

И она вспомнила: да, ей было лет тринадцать, а ему – года двадцать три. То-то лицо знакомое; она, помнится, даже чуточку влюблена была в стройного, спортивного парня, и ей тогда казалось, что он на неё и внимания-то не обращал. Оказывается – обращал!

Мужчина снова застенчиво улыбнулся, пересел к ней поближе:

– А я ведь в вас непозволительно влюблён был, в девочку-то лет тринадцати! Я вас сразу узнал – волосы ваши прекрасные, глаза. Так обрадовался, что вас встретил, даже не вышел на своей остановке, с вами вот поехал. Но вижу, вы чем-то расстроены. А куда вы едете вообще? Ведь маршрут поменялся, а вам вроде всё равно?

– А мне действительно всё равно, – пробормотала она.

Он что-то продолжал говорить о своей жизни, о её покойном отце, о своей работе. А она слушала и думала – вот ведь трамвай судьбы! Перемена маршрута, встреча эта случайная, влюблённость детская, и он такой спокойный, симпатичный, помнится, папе и маме он так нравился. Перемена маршрута? Судьба?

Он продолжал:

– Я вижу, вы расстроены. О, Лесной проспект! Парк Лесотехнической академии недалеко, помните? Вы ведь здесь поблизости жили в те времена. Давайте выйдем, прогуляемся и поговорим. Ведь когда рассказываешь старому знакомому о своём душевном сумбуре, то и для себя становится всё яснее и понятнее.

Она подумала: а почему бы и нет? Он такой рассудительный, милый, уравновешенный. А вдруг это судьба? И она молча кивнула.

На следующей остановке они вышли, пошли по проспекту, впереди виднелся вход в парк, и ей уже представлялась умиротворяющая зелень высоких деревьев, шелест листвы, щебет птиц. Ей так не хватало этого в гастрольных сутолоках мужа, и её охватило чувство покоя, как вдруг зазвонил её мобильник – и весёлый голос мужа прокричал:

– Ну ты куда улетела, птица моя, куда ускакала, кобылица моя…

И чей-то звонкий тенорок со стороны вмешался:

– Слушай, это же прям строка песни: «Птица моя, кобылица моя».

И снова смех и голос мужа кому-то в сторону:

– Точно, это и будет новая песня…

И снова ей:

– Где ты обретаешься, песня моя, я сейчас за тобой приеду, я у ударника нашего, ну ты знаешь, у Димона, тачку одолжил и уже сгонял в магазин «Кастл-Рок» на Лиговке и купил тебе куртку замшевую всю в бахроме, а себе кожаные штаны! Ты где? У метро «Лесная»? Купи себе мороженое и стой, где стоишь, я через пятнадцать минут буду.

Она успела сказать:

– Какие пятнадцать минут! Не гони ты, опять разобьёшься, – но он уже отключился.

Она взглянула на своего спутника:

– Муж сейчас за мной приедет.

Тот пристально посмотрел на неё, грустно улыбнулся.

– Ну тогда до встречи в каком-нибудь другом случайном трамвае… – сказал он упавшим голосом, ссутулился и сел в отходящую маршрутку, поглаживая в кармане куртки шёлковую удавку.

Утром они с сыном приехали в гости – на дачу к друзьям, Игорю и Людмиле. Пока Людмила пекла пироги, Игорь затапливал баню, а тринадцатилетние дети – их сын Сева и хозяйская дочка Ира – играли в пинг-понг, они отправились на рыбалку. Аня сидела на вёслах, неспешно равномерно гребла довольно далеко от берега и любовалась своим мужем, его точными, сосредоточенными движениями – он налаживал мормышки, блёсны, наживки и ещё какую-то снасть для ловли судака на спиннинг. Его серо-голубые глаза сияли, на высоких скулах появился плиточный румянец, русые волосы трепал довольно свежий ветер финского залива, и он надел пилотку.

Её густые светлые волосы были заплетены в две косички; эти косички и отсутствие косметики придавали ей девчоночий вид, синие глаза сосредоточенно щурились, она усердно гребла. Муж на неё не смотрел, поглощённый своим делом, только коротко бросал иногда: «Табань, подгреби левым… бортом к ветру не вставай…» Это она и без него знала, отец-моряк когда-то научил её хорошо грести. Улов был неплохой – несколько крупных судаков. Они исправно клевали, сопротивлялись леске, сверкали чешуёй в упругих струях воды. Глеб их вываживал, подсекал и учил Аню всаживать финский нож в затылок трепыхавшейся рыбины. Часа через полтора они причалили к мосткам, Глеб выпрыгнул на причал, закрепил лодку и подал жене руку. Рыбу он выпотрошил и почистил на прибрежном камне, переложил крапивой в ведре, и они пошли не торопясь счастливые, довольные и усталые, особенно утомилась Аня с отвычки: давно не гребла.

Пока мужчины наслаждались баней, жёны накрывали на стол, а главное блюдо – только что выловленные судаки жарились на противне. Аня раскладывала столовые приборы и взглядывала в окно на детей. «Как интересно, – подумала она, – ровесники, но Ирочка уже полудевушка: грудки под маечкой, бёдра уже округлились, личико ещё детское, круглое, щекастенькое, а к игре вроде бы снисходит. А сын – дитё дитём, ловко-угловатый, на коленке ссадина, плечи ещё по-детски узкие, вихры торчат, поглощён игрой, весь в азарте». А вот и мужчины из бани – благостные, довольные. Людмила подала им по стакану кваса:

– Мальчики, отдохните пока, попейте, вот-вот всё будет готово.

Игорь откинулся в кресле, Глеб растянулся на диване, Аня внесла салаты, Людмила торжественно водрузила посредине стола блюдо судаков, обложенных картошечкой с укропчиком. Позвали детей и наконец уселись за стол.

– М-м-м-м… – возвёл глаза к потолку Игорь, закусывая ледáнюю водочку солёным огурцом и смакуя судака. – О-о-о, какая свежатина, это вам не магазинный замороженный-размороженный завалявшийся судак, этот – час назад ещё плавал! Несравненно!

И потекла застольная беседа давних друзей; Ирочка заинтересованно слушала взрослые разговоры, а Сева с аппетитом быстро поел, заскучал и попросил: «Мама, тётя Люда, сыт я, можно я пойду почитаю, там книжка про зверей у дяди Игоря интересная», – и отправился на веранду с увесистым томом Брема.

«Как уютно со старыми друзьями», – думала Аня, слушая шуточную перепалку Игоря с Людмилой по поводу влюблённости всех медсестёр в хирурга Игоря: они работали вместе, он – ироничный мужественный крепыш, она – разбитная голубоглазая брюнетка с косой до пояса. Потом Игорь рассказал пару смешных историй, Людмила начала провозглашать тосты – за дружбу, за детей, за любовь. Аня снова залюбовалась мужем: разворотом плеч, стройной шеей в расстёгнутом вороте рубашки, белозубой улыбкой. Он увлечённо рассказывал, как почти двое суток занимался пусконаладкой нового итальянского оборудования, потом перешёл к байкам из рыбацких и охотничьих своих похождений. Ирочка слушала его, не отрывая взгляда; и Аня вспомнила себя девчонкой, как ехала с родителями в поезде и не могла в купе отвести взгляд от бравого мужественного военного с блестящими погонами на широких плечах. А Глеб замолчал, внезапно зевнул в кулак и сонно пробормотал:

– Девочки, пока вы сладкий стол накрываете, я прилягу на пять минут, больше суток не спал, – и растянулся на диване плашмя на животе лицом к спинке, руки – одна под грудью, другая согнутым локтём над головой.

Ирочка продолжала смотреть на него во все глаза, никто на неё не обращал внимания, кроме Ани.

– Какой сладкий стол? Я вот ещё салатика и судачка. – Игорь разлил всем водки, поднял рюмку: – Ну, давайте…

Он выпил, женщины пригубили, и продолжился неспешный разговор ни о чём. И тут какая-то неведомая сила подняла Ирочку из-за стола, взгляд её стал мутным; как сомнамбула медленно она подошла к дивану и всем телом плашмя улеглась на Глеба и закрыла глаза. Компания за столом остолбенела: Игорь выпучил глаза и не донёс вилку с куском судака до рта; Люда выронила бутерброд с икрой и схватилась ладонями за щёки; Аня задела рюмку, водка расплылась по скатерти. Аня нарочито внимательно промокала лужицу салфеткой, боясь поднять глаза на это зрелище. Её переполняла странная смесь эмоций: и ревность, и какая-то гадливость, даже брезгливость, и смешно было, и необъяснимо противно. И вдруг – злость на мужа – правда, на него-то за что? – и злость на Ирку и презрение к ней. «Ну конечно, все всё знают о феромонах, гормонах, пубертатном периоде, биохимии полового влечения, – в смятении неслись мысли Ани, – но чтобы вот так, при родителях, жене… хорошо ещё, что Сева на веранде в книгу уткнулся… чтобы вот так – как магнитом её потянуло!.. ведь воспитанная же девочка, что за чёрт… как одержимая похотливым бесом просто…»