Трансформация демократии (сборник) - страница 21



. Впрочем, это не было новшеством. Мы не будем говорить также о некоторых других статьях, например, 2-й, 5-й, с 18 по 22-ю, где Карл Лысый несмотря на свой повелительный тон выдает собственные опасения в том, что ему не будет оказано повиновение [точно так же наши парламенты и правительства издают законы и указы, хотя знают, что они мало подействуют на профсоюзы. Например, они запрещают бастовать государственным служащим, но профсоюзы обращают на запрет ноль внимания. Во время забастовки власти повышают голос и угрожают бастующим увольнением, а тех только забавляют пустые угрозы. Власти составляют целые своды законов для защиты частной собственности, но терпят посягательства на нее со стороны профсоюзов; более того, они пытаются придать этим незаконным действиям легальный или мнимолегальный вид, уподобляясь человеку, который, упав с лошади, воскликнул: «Я как раз собирался слезть»]. Мы не будем останавливаться на 18-й статье, в которой король вынужден напомнить графам, что они являются чиновниками [именно это говорят наши власти железнодорожникам, но те обращают на их речи еще меньше внимания, чем вельможи времен Карла Лысого на предупреждения их господина] и что на них возложены обязанности правителей и судей, видимо, потому, что они пренебрегают этими обязанностями; похоже, что и сами missi пренебрегают своими [а наши должностные лица?]. Особого рассмотрения заслуживают статья 4 и ответ, данный на нее грандами. Здесь король и его верноподданные обмениваются взаимными обязательствами [именно это можно сказать о сегодняшних мирных договорах между правительствами и влиятельными профсоюзами, например, английским профсоюзом шахтеров или профсоюзами железнодорожников повсеместно]». Дальше следует еще одна аналогия с нашими государствами.

«(р. 474) Король еще произносит слово „подчинение“, но очевидно, что речь уже не идет о том всецелом, безоговорочном, независимом от волеизъявления подчинении, которое предписано подданным по отношению к королю в монархическом государстве [и по отношению к законодательному собранию в республике]. Речь идет только о подчинении, которое накладывает на человека данное им обещание [сегодня можно было бы сказать о подчинении, которое профсоюз оказывает правительству в соответствии с заключенным с ним мирным договором, и только до тех пор, пока считает нужным соблюдать этот договор]».

«(р. 475) Что здесь любопытно, это простота, с которой названные идеи высказываются в качестве общеизвестных, банальных, естественных и неоспоримых истин». Точно так же сегодня договор на равных между профсоюзами и правительством воспринимается как естественная вещь, не подлежащая обсуждению. Железнодорожники, оплачиваемые государством, отказываются перевозить по железной дороге, принадлежащей государству, солдат и карабинеров[43]. Здесь мы имеем дело с феноменом, аналогичным средневековому иммунитету – если не фактически, то в принципе. Железнодорожники полагают, хотя, вероятно, и не осознают этого вполне отчетливо, что власть центрального правительства заканчивается на границе их владений, простирающихся на все железнодорожные перевозки. Более или менее сходные мнения формируются и у других профсоюзов.

Явным признаком разрушения центральной власти выступает возможность уклонения от подсудности ей, а обязательное подчинение – признак ее укрепления. В этом случае действительное положение вещей также предшествует идеальному и правовому, которые лишь постепенно трансформируются в заданном им направлении.