Тщательно разбирали политику и поступки Домициана. Уж кому-кому, а Марку было отлично известно, каким огромным, пронзительным умом обладал этот когда-то симпатичный молодой человек.
Начинал он замечательно. Если бы он смог продолжать их череду до самой смерти, возвеличили бы его до звания лучшего в анналах Рима императора.
Почему же Домициан не устоял в добродетели? В чем причина, что он скатился до ничтожества?
Расхаживающий по спальне Траян присел перед очагом, согревавшим комнату в этой холодной снежной Германии. Подкинул пару поленцев. Радовало, что «паннонский кабан» Лонгин прав, что помощники у него не дураки. Это его первое преимущество перед зарезанным в собственной спальне цезарем.
С другой стороны, этих самых философов не пересчитать.
Бесчисленные толпы!
И все твердят разное, голосят о разном. Как же нормальному человеку разобраться в этих воплях, учениях, назиданиях, откровениях и многочисленных советах? Как выбрать наиболее практичное и полезное. Здесь, конечно, без собственной сметки не обойтись. В том и состоит сила разума, утверждал Эпиктет, что, являясь частичкой разума мирового, его малым подобием и детищем, тебе, ничтожный, дано понять, что есть благо, а что зло.
Правда, этому надо учиться. Когда дело касается монеты, сколькими способами пользуется человек для ее проверки? Бросив динарий, он внимательно прислушивается к звону, пробует на зуб, а когда дело касается нашей собственной жизни, мы, зевая, принимаем на веру всякую глупость – ущерба-то от этого вроде нет!
Так говорит Эпиктет. Верно говорит. Он называет себя стоиком.
Итак, чем эти умники могут помочь Траяну в том положении, в каком вдруг очутился Траян?
Прежде всего не поддаваться страстям!
Это очень верно. Терять голову никогда нельзя.
Даже на троне.
Хромоногий Эпиктет предупреждает: удары судьбы неневыносимы по своей природе.
Почему?
Потому что, зная о несчастьях, ты волен встретить их мужественно, со знанием дела. Вот и вся философия.
Траян погрел руки у огня. Вспомнил слова сенатора Агриппина по поводу того, в чем человек властен, а в чем нет – «сам себе я препятствий не создаю».
К Агриппину прибежали, пугают: тебя судят в сенате!
«Желаю успеха. Однако уже пять часов (в этот час он обычно упражнялся, затем обливался холодной водой), пора заняться гимнастикой».
Когда он кончил упражнения, пришли мрачные, глаза отводят. Говорят: ты осужден.
«На изгнание, – спросил Агриппин, – или на смерть?» – «На изгнание» – «А имущество?» – «Не конфискуется». – «Значит, позавтракаем в пути».
Агриппин был готов к ударам судьбы, потому что обладал знанием. Марк спросил себя, достаточно ли у него, новоявленного императора, знаний. В любом случае, усмехнулся Траян, если мне наедине с собой дано задумываться о подобных вещах, выходит, я тоже кое-что соображаю. Беда в другом – готов ли он, Марк Ульпий Траян, с той же невозмутимостью, подчиняясь только разуму, справиться с обрушившимся на него ударом судьбы, ведь то, что случилось с ним, иначе как ударом не назовешь.
Марк прикинул.
Время покажет, готов или нет, но прежде надо сохранить рассудительность, умеренность, остаться справедливым и не терять мужества от свалившегося величия. Это непросто. Еще как непросто. Положение в стране действительно ужасное. Это надо пресечь.
Но как?
Теперь не спрячешься за отговорку: мол, я только исполняю, но не приказываю. Теперь как раз он приказывает. Что же он должен приказать в первую очередь? Подскажите, умники!
