– При твоих-то деньгах?
– Вот именно! – воскликнул Генка-матрос, снова хватая гитару. – И потому вопрошаю вас и мировую общественность: кто может выдержать подобные скачки при таких харчах? Клянусь шпорами и уздечкой, что успехи в родео прямо пропорциональны количеству жратвы, помноженному на качество и калорийность проглоченного.
– А ты бы установил нужную пропорцию между кобеляжем и питанием, – сказал Константин, который в это утро ограничивался одними советами.
– Бесполезно! – ухмыльнулся ковбой. – Здешние телки – особая формация. Результат не селекции, но деградации. Я не углублялся в эту проблему, но склонен думать, что здешняя популяция практически не имеет мозгов и, значит, даже параллельных извилин, которые могли бы когда-нибудь пересечься в бесконечности.
– Ты и сам, как я погляжу, результат деградации.
– О, нет! – запротестовал Генка. – Скажу, как матрос матросу, что больше всего люблю интеллигентный разговор на умные темы, беседы за чашкой этого… чая, но посудите сами, с кем и о чем мне беседовать на шхуне?! Проня прост и бесхитростен. С ним можно – в разведку, но дебаты о мироздании разводить бесполезно. У Варьки-Саньки вместо мозгов – рудиментарный придаток для осуществления естественных функций и неестественных по величине потребностей к стяжательству. А бывает, вот как теперь, уж так хочется излить душу, высказать сокровенное! Но приходится метать бисер перед свиньями, которые не изволили даже появиться к сроку, чтобы накормить настоящую рабочую лошадку.
И он ударил по струнам.
Да, ребята, поехала крыша,
Ведь не Пятница нужен ему.
Ему б бабу, что бросил за морем,
Ему б деток в его конуру.
И теперь Робинзону не светит
То, что за морем бросил шутя.
Он грызёт кукурузный початок
И о прошлом мечтает, скорбя.
– Гена, но есть же у тебя какая-то мечта? – спросил Константин. – Настоящая. Ты молодой парень, в голове у тебя не параллельные извилины, а, судя по всему, нормальные мозги. Ведь такая жизнь не может продолжаться вечно.
– Увы, ничто не вечно под луной, – скривился Генка-матрос, но снова всё обратил в шутку. – А что до мечты… Моя мечта надменна и проста: схватить весло, поставить ногу в стремя и обмануть медлительное время, всегда лобзая новые уста. Вот истина, провозглашенная великим поэтом, которого зазря шлепнуло политбюро на заре своей кровавой юности.
– Ты учился, почему бросил – не спрашиваю, ты, говорят, сочиняешь стихи. Кстати, эта, про Робинзона, ведь тоже твоя? – спросил Константин. – А по какому поводу?
– Как отсняли фильму про Робинзона, так и повод возник. Киношники затеяли капустник с выпивоном, ну я и расстарался, внёс, значит, свою лепту. Не видели фильм? Там и Проня мелькает, и механик. Санька бесподобен в массовых сценах.
– Откуда ж массовки на необитаемом острове?
– Адмирал, вы наивней ребенка! С чего начинается родина, всем известно, а чем кончается? Толпой. И фильм наш – тоже. А на острове, вспомните, появляется толпа людоедов. И Санька в этой роли был просто бесподобен! Представьте, выскакивает он с дубинкой в лапах, в ушах и в ноздрях медные кольца, на шее ожерелье из черепов, что-то верещит по-самурайски, вращает гляделками и скалится, скалится. Незабываемая картина! Лучший эпизод! Ради его одного стоило бы состряпать ленту! Я тогда в съемках не участвовал, но если бы предложили сыграть Робинзона, я бы не отказался, хотя бы ради того, чтобы всадить пулю из фузеи в его пустотелый лобешник.
