– А то сыграем партию, дядя? – ухмыльнулся Дрын и одернул курточку с медной блямбой у лацкана, на которой в лавровом веночке темнели готические буквы SS и сдвоенные эсэсовские молнии. – Я б тебе запросто влындил мат в два хода.
– Поварихе влынди, если она тоже шахматистка, – посоветовал Константин, чем обидел Саньку-механика, превратно понявшего его совет.
– Ты говори-говори, да не заговаривайся! – огрызнулся тот. – Думай, что говоришь, сорокот облезлый!
– Вам, Александр, надо бы тоже выбирать выражения, чтобы не схлопотать в другой раз по физиономии, – сквозь зубы ответил Константин, чувствуя, как трепыхнулось сердце. – А ведь я употребил выражение вашего юного друга, только и всего.
– Ты чо, ты чо?! – надвинулся Дрын.
– Через плечо!
– Ты чо, забыл, чо я тебе на катере сказал?!
– Я помню, но и ты, гроза подворотен, помни, что тебе мужики посоветовали: не позорь фамилию Дроботов, – сказал как можно спокойнее и считая разрозненные удары в груди.
Как вовремя появился Проня, и как он быстро понял, что здесь что-то не так, что здесь происходит что-то неладное. Он пихнул Ваську в бок: вали отсюда, Саньке-механику тоже посоветовал заняться делом, а Константина увел в кубрик, где и расспросил о «пограничном конфликте».
– Константиныч, одно тебе скажу: не связывайся с Дрыном. Подонок он, и подонок подлый, – предостерег боцман, удививший новобранца, как быстро и легко удалось миниатюрному «купидону» прекратить почти готовую дуэль.
– А подонки бывают и не подлыми? – усмехнулся Константин, решив не напоминать, что сам же боцман прочил Дрына в матросы.
– Бывают, – кивнул Проня. – Когда делают подлость своими руками. А когда чужими, они еще и подлые. Натравит Васька своих огольцов, а после придет сюда и скажет, что я не я, и лошадь не моя.
– Спасибо за разъяснение…
– Чего там! Я и сам его не перевариваю, но терплю. Да он меня и не задевает. Я мал, да удал! Он к ЭТИМ ходит, только с ними и якшается. Вроде и придраться не к чему.
– А капитан что?
– Два раза гнал в шею, так что при нем он не показывается.
– Что ж, ладненько… – вздохнул Константин, которому вдруг захотелось хотя бы на час, на два уйти со шхуны. – Проня, ты куда-нибудь еще собираешься сегодня? – спросил он.
– Нет, а что?
– Побудь за меня пару часов. Пройдусь за реку – нервы успокою.
– Ну и пройдись, мне все равно делать нечего. Ты в подземный монастырь загляни. Там, правда, порядочно загажено, но все равно интересно. И выход наверх есть, к древней крепости.
– Ну, так я пошел.
– Возвращайся к обеду. Васька жрать мастак, а Варька его обязательно пригласит.
– Постараюсь, но не обещаю.
Обедать в обществе Дрына? Еще чего! И Константин не спешил.
Пока добрался до входа в монастырские галереи, прорубленные в основании скалы, но постепенно забиравшие выше и выше, солнце насквозь прокалило его. Под сводами песчаника было прохладно, свет попадал сюда из немногих отверстий, но в достаточном количестве, чтобы разглядеть многочисленные надписи грамотеев, мусор и людские испражнения по углам комнат извилистой анфилады, которая привела его, наконец, к лестнице. У первой ступени имелось отверстие в тонкой в этом месте стене, над верхними голубело небо. Он поднялся к нему и оказался на задах двух башен древнейшего каменного сооружения, бывшего некогда крепостью.
В щербатых проломах синело далекое море, а сами башни, похожие на скукоженные осиные гнезда, да легкий абрис каменных груд, обозначенный еще и заросшими рвами, обегавшими периметр этой некогда грозной цитадели, давали пищу только богатому воображению, пожелавшему восстановить, как всё это выглядело когда-то, во времена сарматов и скифов, а может, татарских ханов. Кажется, они и поставили над обрывом этот грозный форпост.
