Я решил, что настал и мой черёд без всяких колебаний явить наконец этому проклятому соглядатаю свою божественную сущность.
– Ну что Вы, господин Версо! – Ловьяди даже прикрыл глаза, чтобы яркий свет, исходящий от моей возбуждённой наготы, не ослепил его. – Если бы я только знал, я бы зашёл позже. Уверяю Вас, это недоразумение, я готов перенести занятия. Ну нельзя же в таком виде к детям!
Пропуская мимо ушей все глупые увещевания, я в молчаливом негодовании натянул на себя брюки, облачился в сорочку и уже готовился собственными силами повязать галстук.
Моя решимость и гнев не на шутку испугали директора. Он никак не ожидал, что его опрометчивая попытка «застукать меня с поличным» выйдет для него таким конфузом.
– Ну хотите, я сам! – истошно закричал Ловьяди.
– Сам? – переспросил я и, не церемонясь в средствах, тут же стал снова расстегивать брюки.
– Сам проведу Ваш урок, господи Версо, – с огромным трудом закончил свою мысль директор.
«Выкрутился», – с сожалением констатировал я.
– Спасибо, что напомнили мне о моей миссии, – тон мой был суров и непреклонен. – Теперь ничто меня не остановит в желании отдать свой долг обществу.
– Но нельзя же так сразу, – Ловьяди, пританцовывая, закружил вокруг меня юлой. – Сначала завтракать, непременно завтракать…
Как лакей, всегда и во всём желающий угождать хозяину, всем своим уничижением он как бы извинялся за прежнюю нерасторопность:
– У нас в школьной столовой отличный итальянский кофе, затем в бассейн, спа-процедуры, перед уроком Вы должны как следует расслабиться, господин Версо.
– Расслабиться!? – зло переспросил я.
– Я не об этом, – торопливо прикрыв рот ладонью, спохватился мой камердинер и одновременно директор, по ходу пьесы объединившиеся в одно лицо, – в таком возбуждённом состоянии руководство школы не имеет права допускать преподавателя к выполнению его непосредственных обязанностей.
– У меня отличное состояние, – официально уведомил я начальство, – инфекционных заболеваний нет. Вот справка.
Я достал из внутреннего кармана пиджака, с которым благодаря «заботам слуги» никак не мог отождествиться, какую-то бумажку и сунул её суть под нос директору.
– Если сомневаетесь, вот, можете у неё спросить. – И я ткнул перстом в лучезарный лик Марии. Затем резко дёрнул дверную ручку и вытолкнул Великого Обломиста в обшарпанный коридор. – А теперь сделайте милость, господин Ловьяди, немедленно проводите меня в класс.
По дороге на урок он мне чуть ли не руки целовал, так испугался моих ответных действий. От его поцелуев у меня пересохло в горле и пришлось всё-таки уступить уговорам, чтоб заглянуть «на минутку» в столовую. Там нас действительно ожидал завтрак, но кормили так, как будто это был королевский пир эпохи просвещённого абсолютизма. Потом был бассейн, переоборудованный в общественные бани времён расцвета Римской Империи, где мы вообще задержались до самого вечера в компании одного оратора, чей бюст был точной копией Цицерона.
Они наперебой с Ловьяди заговаривали мне зубы, лишь бы я не опомнился и немедленно не приступил к выполнению обещанного предназначения.
– Вот Вы говорите Империя, а что лежит в основе Империи? – вопросы вонзались в мою плоть пчелиными жалами в тот самый момент, когда телу моему надлежало вообще-то закусывать и желательно хлебом. – А? Отвечайте, историк.
– Жажда обогащения, вероятно, – явно невпопад сорил я словами, так что оба моих собеседника лишь снисходительно улыбались.
