Трёхглазая рыба минога - страница 3
– Э-э-эй! – не слышит. Отец говорил, что в детстве они постоянно купались в реке. А потом выше построили дамбу и шлюзы, появились водовороты и людей начало выносить к мосту. Позже их находили то на той, то на этой стороне, а иногда и вовсе не находили: течение было таким сильным, что тела уносило в море. Маму так и не нашли.
– Уходи-и-и!
Вода мутнела.
– Беги, девонька! – Юрка тряс ветку так, что всё дерево дрожало. На голову ему летели листья и отцветшие серёжки ивы. Да их уже все погранцы заметили, а она всё лежит.
Рома оглянулся вокруг, похлопал себя по карманам. Блокнот, ключи, бинокль.
Рома достал бинокль. На корпусе была странная гравировка: пять вертикальных линий в круге. И на одном и окуляров было выцарапано «АНИ». Кто такая Аня и кто был настолько безграмотен, Рома не знал. Бело-золотой театральный бинокль принадлежал тёте Инге, правда неизвестно зачем он ей был нужен, ведь театров в Приречном отродясь не было.
Ой попадёт Юрке. Рома вцепился в камень пальцами, размахнулся и что было силы кинул бинокль в сторону противоположного берега. Бинокль полетел по высокой дуге, блеснул на солнце и через две бесконечных секунды приземлился на близнеца «чёртовых пальцев» на той стороне. От удара его разнесло на две части, и обе синхронно булькнулись в воду.
Юрка охнул. Девчонка подскочила на месте. Жива! Рома закричал что-то нечленораздельное и замахал одной рукой. Второй он держался за камень: вода прибывала и тяжёлые ботинки скользили, утаскивая его вниз.
– Беги, растяпа! – откуда Юрка такие слова-то берёт. Не выясняя, кому это адресовывалось, Рома сполз в воду и начал пробираться к берегу, держа блокнот в зубах. Вода доходила до груди, приходилось грести руками, чтобы продвигаться вперёд.
Оставляя за собой мокрый след, как улитка, Рома с трудом залез на иву и обернулся. Девчонка металась по пятaчку, который ещё не был затоплен водой. Юрка уже не тряс ветку, а просто вцепился в неё так, что пальцы побелели, и смотрел на другой берег, раскрыв рот.
Девчонка остановилась на секунду, словно раздумывая, и нырнула в воду.
Всё как будто разбилось на мелкие кусочки в мозаике. Рома видел как вода затапливает «мизинец», как мелкие цветочки и ивовые серёжки падают из Юркиной шевелюры, как девчонку несёт вдоль берега в мутных водоворотах.
На миг её белая голова пропала: то ли ушла под воду, то ли слилась с фоном белых волн.
И вот девчонка вынырнула ниже по течению, почти у самого моста. Она тяжело подтянулась на руках и высоко забросила одну ногу на небольшой выступ. Очень медленно, было видно, что мокрая одежда тянула её вниз, она начала забираться наверх, цепляясь за какие-то невидимые Роме выступы на стене и удивительно далеко вытягивая ноги, как они только так гнулись.
Мозаика снова собралась воедино. Казалось, что Рома отошёл от картины в галерее, и увидел не только отдельные мазки, а всё целиком. Мост красновато блестел в лучах заката, река замедляла свой бег, как будто успокаиваясь после гневной вспышки, противоположный берег был всё-так же тих и таинственен.
Девчонка появилась на вершине стены. Её куртка потемнела от воды, кроссовки она держала в руке. Вторую руку она вскинула в странном приветствии. Рома знал, что она не могла видеть их с Юркой в листве, но тоже поднял правую руку, сложив пальцы в «козу».
3
От этой липкой тишины хотелось кричать. Майя лежала на спине и смотрела в потолок, прислушиваясь к звукам отеля. Где-то на несколько этажей выше Рита включила и почти сразу же выключила пылесос. Где-то у реки пару раз крикнула чайка. Кто-то прошёл по коридору, в ритм шагов вплёлся странный тихий звук, как будто вода из-под крана капала на ковёр. Вместе они образовывали странный вальс: шаг-шаг-кап, шаг-шаг-кап, шаг-шаг-кап.