В квартире он застал только Рога. Тот сидел на кухне и брынькал на двух уцелевших струнах гитары, пылившейся в съёмной квартире. Безобразным голосом он душевно пел: «Светит месяц, светит ясный…»
– Где девки-то? – спросил Сергей Рога, проходя с яствами на кухню.
– Я их выгнал. – Тот прекратил пение и отложил гитару. – Не, ну, а хрен ли они!?
– И в самом деле, – согласился Сергей.
Уже после третьей рюмки, рассказав, что с ним произошло, Трескачёв усмехнулся:
– Всё ж надо было сказать про квартиру, может, и вовсе б не забрали.
– Ага! – кивнул Рога. – Тогда вообще могло бы оказаться, что бутылку в окно кидал именно ты.
– Тоже верно.
– А что, кассета-то цела?
– Это через четыре часа-то? – усмехнулся Сергей. – Со «SLAYER’ом»? Да за такое время бобину с записью твоего голоса утащат.
3
Зайдя в ванную, Трескачёв открыл кран холодной воды. Тот, немного похрипев, благополучно умолк, выдавив из себя капли три. Сергей проделал то же самое с горячей водой. То же самое и она проделала с его ожиданиями, хрипло выдавив три капли.
«Замечательно! А зачем ночью вода? Ночью люди добрые спят или на работе. А недобрые обойдутся».
Сергей вернулся на кухню. Там была полная раковина грязной посуды.
«Вот пусть тебя добрые люди моют», – ухмыльнулся Сергей.
Благо, воды был полный чайник. Трескачёв достал из настенного буфета пакетик с двумя печенюшками. Не богато, но лучше, чем с водой из крана.
«А ведь сейчас кому-то и спирт разбавить нечем», – подумал Сергей, с удовольствием наливая себе чай.
– Закрыты давно ларьки! – послышался через открытую форточку раздражённый девичий клич.
«Тоже мне новость, лучше б погоду передавала», – хмыкнул Сергей, выглядывая в окно.
Внизу, недалеко от его подъезда, какая-то девица тащила за рукав парня. Тот пытался освободиться от цепких рук, но как-то уж больно нерешительно. И что-то при этом негромко говорил. Даже, похоже, мямлил.
– Домой пошли, скотина! – скомандовала девица.
И без того не бравого вида парень, и вовсе поникнув, поплёлся телком в загон.
«Во, оторва! – сплюнул чаинку на подоконник Сергей. – Если б не солнце, то она точно разбудила б своим криком. На костёр ведьму!»
Трескачёв уселся на табуретку и, откусив печенюшку, подумал о путнике, штурмовавшем горку:
«Шел, как умел, никому не мешал, а его под белы рученьки, да айда. Лучше б ведьму упекли. А бедолага тот не шумел, за пределы тротуара не выпадал и не имел ни какой физической возможности причинить кому-либо вред. Агнец. А его – в кутузку. Впрочем, может, не так он и прост. Пьяный – он ведь и для себя загадка. Протрезвеет и столько интересного про себя узнаёт…»
Конец ознакомительного фрагмента.
