Трепет - страница 14

13.

Между «Небом» и «Демосфеном» было 2,8 км, и до отъезда Федор никогда бы не додумался преодолеть это расстояние пешком. Когда его семья переехала с Краматорской на Московскую, самым разумным решением виделось перевести Федора в новую школу, потому что пять остановок на трамвае – это просто немыслимое количество для одной из тех экзотических культур, где набор числительных состоял из лексем «один», «два», «три» и «много». Однако то ли из-за учителей, то ли из-за нежелания родителей выдергивать мальчика из обжитого болота Федор остался в своей первой и единственной школе, куда его каждое утро отвозили на машине и класса до восьмого на ней же забирали обратно. Когда Федор в этой же самой школе впервые познакомился с понятиями «метр» и «километр», он в этой же самой машине спросил у отца, откуда докуда в городе можно было насчитать километр. Отец прищурился, произвел вычисления и объяснил, что километр – это примерно как от площади Шевченко до Комсомольской. Получается, что от Шевченко до «Демосфена» и от «Неба» до Комсы тоже было где-то по столько же.

Для постстоличного Федора такая прогулка была обычным делом. При этом он прекрасно понимал, отчего горожане так недолюбливали пешие туры по родной земле: смотреть по сторонам было невесело, а в некоторых районах и небезопасно. На всем пути Федора сопровождали надоедливая мошкара, невеселые запахи и карагачи, в некоторых местах к ним присоединялись беспризорные дети и расшатанные взрослые, на площадях и около супермаркетов с колонок слушала матерную долбежку визгливая молодежь. Около парка Машиностроителей кому-то разбили голову – столпившиеся у лавочки мужики орали, а на асфальте блестели осколки то ли пивной бутылки, то ли черепной коробки пострадавшего. Проходившая мимо женщина завопила, что вызовет полицию, если они немедленно не прекратят безобразие, в это же мгновение откуда-то раскатисто залаяла собака, и Федор поспешил закупорить слуховые каналы наушниками и продолжил путь с песней, отметив вскоре, что к нему вернулась старая привычка поминутно оглядываться, дабы не пропустить нападение с тыла. Под Кавинского городские пейзажи заиграли новыми красками, но себя Федор так и не уговорил притвориться неуязвимым нео-нуарным боевиком, который войдет в клуб и научит распетушившийся молодняк уму разуму.

Так и не произошло: у «Неба», как и на всех слабо освещенных отрезках пути, Федор скинул наушники и обострил чувство тревоги, неожиданно выловив из глубин сознания самые колкие воспоминания, связанные с уличными боями юности, которые в основной массе успешно не состоялись по причине его малодушия. Однако на входе в клуб курили и вполне себе добродушно смеялись не сильно бритые пацаны, выряженные в спортивное, но не тусклое, с фасада мигала неоном свежая сиреневая вывеска без намеков на агрессию и боль, а на парковке выстроились не только тонированные девятки, но и всякие цветные короллы да оптимы, одарившие Федора надеждой, что жизнь в городе все-таки поднастроилась.

Грустнее стало уже внутри, когда Федор впервые за сутки попробовал на вкус течение времени. Создалось ощущение, что машины у клуба принадлежали обитателям близлежащих домов, а в самом «Небе» преимущественно собрались их дети, тайком повылазившие из окон, после того как якобы доделали домашку и отправились спать. Впрочем, по клубным меркам время еще было детское, поэтому Федор решил пристроиться за барной стойкой и подождать, пока в городе не объявится мафия. Ожидание было окрашено во все цвета блейзера, который Федор никогда не употреблял на тусовках пришкольного формата. Поесть по пути в «Небо» он не сообразил и теперь довольствовался фисташками, половину из которых было просто невозможно размуровать. Федору предложили кальян, но он решил, что выпивать и дымить в одиночку будет глупо, да к тому же почувствовал, как напиток из обошедшего стороной прошлого планомерно заволакивал подтаявший рассудок. Больше всего нервировал местный звукач, которому не сообщили о том, что запуск готовых плейлистов из кусочков трендовой жвачки максимально плохо соответствует стандартам небесного диджеинга. Некоторое время Федор стеснялся, но потом все-таки вернул в голову наушники и продолжил пить и вертеть ею, еще сильнее отрываясь от действительности.