– Отдохнешь чуток в «Кащенко», – бурчит медсанбрат, идущий сзади.
Они выносят меня из подъезда на улицу, и при свете фонаря я вижу машину «скорой помощи».
Я пытаюсь подняться с носилок, но оказывается, что меня крепко привязали к ним.
– Отпустите меня! – верещу я и изо всех сил дергаюсь.
Они подносят меня к машине, и неожиданно идущий впереди санитар, непонятно к кому обратившись, восклицает:
– Э, вы чего?!
Затем он добавляет:
– Уй, бля-а-а! – выпускает из рук носилки и опускается на землю.
– В чем дело?! – выкрикивает второй санитар и тоже выпускает чертовы носилки, причем сперва из правой руки и лишь через сотую долю секунды из левой, и этой малюсенькой доли секунды хватает на то, чтоб долбаные носилки перевернулись, и я сваливаюсь лицом об асфальт, а эти трижды проклятые носилки – на меня сверху.
Мне очень больно, и даже мысль о том, что разбито не мое, а чужое лицо, меня не утешает. Мне так и не удается перевернуться, и я лишаюсь удовольствия видеть происходившее. До меня доносится глухой удар и второй санитар, видимо более интеллигентный, чем первый, хрипит:
– Уй!
Приближаются шаги, меня переворачивают, и я вижу своих освободителей. Это сутенер, который привез ко мне девушку, в облике которой я нахожусь, и еще один здоровый тип.
– Что это за ерунда такая?! – сердито вопрошает последний, отвязывая меня от злополучных носилок.
Взглянув на их сердитые лица, я понимаю, что попал из огня в полымя, и меня повезут не в «Кащенко», а удовлетворять чьи-нибудь сексуальные фантазии. Отрадно то, что справиться с каким-нибудь ничего не ожидающим похотливым ублюдком будет легче, чем с дюжими санитарами, поставленными охранять сумасшедших. А кроме того, я надеюсь – как выяснится позднее, напрасно – на то, что проститутка с разбитой об асфальт физиономией никого не заинтересует.
Пока я размышляю, сутенеры препровождают меня к стоящему неподалеку «такси» и сажают на заднее сидение, где уже сидит симпатичная крашеная блондинка.
– Свет, что случилось-то? – спрашивает она.
– Помоги лучше! – перебивает ее сутенер и добавляет, обращаясь ко второму парню. – Эдик, у тебя аптечка есть?
Они достают вату, перекись водорода и обрабатывают ссадины на моем лице.
– Так что здесь происходит, в конце концов?! – встряхивает меня сутенер.
– Меня хотели отправить в «Кащенко», – отвечаю я.
– Что?! Этот перец?! – возмущается сутенер. – Порву падлу!
– Не стоит, – бормочу я.
– Это еще почему?
– Почему… почему… – лепечу я, думая, чтобы такое соврать?
– Ладно, сиди! Без тебя разберемся! – с этими словами сутенер направляется в сторону подъезда.
«Еще не хватало, чтоб гнусный эксплуататор малолетних проституток измывался над моим временно неодушевленным телом?!» – думаю я и кричу вслед:
– Эй! Говорю тебе, не надо его трогать!
– Чево! – оборачивается сутенер. – Тебе, шо, его жалко?!
– Да нет, просто он умер, – выдаю я.
– Как это?!
– Временно, – уточняю я.
– Слышь, ты, дура трахнутая, у тебя, кажется, правда крыша поехала! Ты че гонишь-то? – орет в ответ сутенер; впрочем, слова мои возымели действие: он идет в обратную сторону.
А я смотрю на его похабную, искаженную от ярости физиономию и думаю: «А на фига мне, собственно, ждать, пока меня отвезут к какому-нибудь, вполне возможно, добропорядочному человеку, захотевшему развлечься в обществе ночной жрицы, а не засветить этому гнусному жлобу пяткой в лоб прямо сейчас, как говорится, не отходя от кассы?! К тому же и времени у меня в обрез». Я поспешно выбираюсь из машины, высовываю руки через рукава смирительной рубашки, подбираю ее края, и, обождав, когда между мною и сутенером останется два шага, пытаюсь провести прямой удар правой ногой так, чтобы пяткой попасть ему в лоб. Однако я не учитываю того, что девушка, тело которой я позаимствовал, не занималась спортом. И вместо того, чтобы свалить коронным ударом своего противника, я сам грохаюсь на асфальт, к тому же сильно растянув ногу и мышцы в паху.
