– Здрасьте, – буркнул он.
– Привет! – ответил я.
Витя, действительно, производил впечатление нелюдимого подростка. Видно, пример отца ему подсказывал, что с психиатрами лучше общаться поменьше, и потому он стал замкнутым и молчаливым.
Под руководством Елены Владимировны мы быстро и довольно-таки рационально расставили мебель. А напоследок они предложили мне поужинать с ними. И я был рад, потому что один долго б мучился со своим барахлом, да и перекусить хотелось, а готовить самому пока было не из чего и лень. Вот только слова дворника дяди Саши никак из головы не выходили. А Елена Владимировна с сыном были настолько любезны и предупредительны, что, когда они ушли, я даже в постель заглянул: не подложили ли мне ежа? Может быть, для такого случая соседский сын его и выращивал?
Хотя, что было заглядывать под одеяло?! И так ясно, что дружелюбие Воронковой – это вам не еж в постели. Это – целый дикобраз! Знаете, когда в роту поступает молодой солдат, «деды» в первый день ему все позволяют, сигаретами угощают, в солдатскую чайную с собой зовут. Паренек радуется, думает, что в хороший коллектив попал, в тот же вечер письмо мамке пишет, мол, все хорошо, ребята отличные, «деды» есть, а «дедовщины» нет, и не подозревает о том, что на следующий день ему разобьют морду, если он хоть на шаг отстанет во время утренней пробежки, и будут лупить нещадно за каждый нечищенный в роте сапог. Так и Елена Владимировна решила со мной поступить. «Сегодня диванчик поможет подвинуть, котлеткой угостит, – думал я, – а завтра скажет: курить только на лестничной клетке, чистить зубы после каждой сигареты, никаких женщин и туалет по утрам занимать с восьми до восьми пятнадцати. А мне в благодарность за радушие, проявленное накануне, будет неловко послать ее к черту!»
И я решил с первого же дня заставить соседей смириться с теми правилами, по которым собирался жить. Я взял мобильник, порывшись в чемодане, отыскал записную книжку и набрал номер Пашкиного домашнего телефона. Прослушав штук десять длинных гудков, собрался было дать отбой, но неожиданно раздалось резкое, будто сорвавшееся с цепи «Алло!».
– Паш, привет! Ты чего так орешь?! – ответил я.
– Да я только вошел. Дверь открываю, слышу – телефон надрывается, бросился со всех ног, даже дверь не закрыл! Обожди – закрою!
Пашка был моим армейским другом. Бывший вертолетчик, он уволился год назад, и тогда же во время моего отпуска мы с ним подцепили одну девчонку на Тверской. Она занималась древнейшей профессией и оставила нас в восторге от своего искусства.
– Алло, Сашок! – Пашка вернулся к телефону. – Ты там как – справился с переездом-то?
– Справился-справился.
– Извини, но я никак тебе не мог помочь. Сегодня как раз съемки были. Скоро в кино меня увидишь с вертолетом. Боевик снимают.
– Ну, ты теперь знаменитость! Слушай, я чего тебе звоню: помнишь, год назад мы с тобой одну телку трахали? Наташей ее звали.
– Ну, было дело.
– Ты вроде тогда телефон ее записал?
– Может, и записал?
– Паш, посмотри. Я хочу выписать ее к себе домой.
– Сейчас гляну, но я не уверен, что он у меня сохранился, – ответил Пашка.
– Ты-то с нею больше не встречался? – спросил я.
– Не-а. А на фига? Они сейчас на каждом углу толпами стоят. Вот, вроде нашел. Не знаю, та ли это Наташа, но если даже и не та, то тоже не откажет. Пиши.
– Говори, я запомню.
Пашка продиктовал мне номер телефона, и я повторил его несколько раз, чтобы не забыть. А затем спросил:
