Трещина в «Пятничном слоне» - страница 16

– Где он сейчас? – голос Кори сорвался.

– Сейчас? – Наблюдатель снова усмехнулся своей безрадостной усмешкой. – «Сейчас» – тоже очень относительное понятие. Особенно для Октава. Он хотел выйти за пределы линейного времени. Хотел объять все возможности сразу. Стать тем самым квантовым наблюдателем для самого себя. Боюсь, он… немного увлекся. Растворился в суперпозиции состояний.

– Что это значит? Он жив? Мертв? – настаивала Кори.

– Жив? Мертв? – передразнил Наблюдатель. – Слишком… бинарно. Слишком просто. Октав пытался преодолеть эти оппозиции. Он искал «третье состояние». То самое, что находится между. В трещине. Возможно, он его нашел. Но трещина имеет свойство затягивать. Она не любит, когда в нее заглядывают. Она предпочитает сама смотреть на тебя.

Его слова были туманными, метафоричными, но от них веяло холодом. Он не давал прямых ответов, но рисовал картину чего-то ужасного. Октав не просто исчез. Он попал в ловушку собственных теорий, растворился в том хаосе, который пытался понять или контролировать. И теперь он застрял где-то «между», в «трещине», в состоянии, которое хуже смерти.

– Но вы… вы можете помочь? Вы знаете, как его найти? Как его вернуть? – спросил я, хотя надежды почти не было.

Наблюдатель медленно покачал головой. Поля шляпы качнулись, скрывая и открывая новые вариации его лица.

– Вернуть? Зачем? То, что ушло в трещину, уже не будет прежним. Возвращаются только… эхо. Искаженные отражения. Фрагменты. Как те химеры из вашего сна, – добавил он, посмотрев прямо на меня.

Я вздрогнул. Он знал о моем сне? Как? Он читает мысли? Или сон был не просто сном, а чем-то большим – проекцией, посланием из той реальности, где обитает Наблюдатель?

– Я не могу его «вернуть», – продолжал он ровным голосом. – Я могу лишь указать направление. Но путь придется пройти вам самим. И цена может оказаться высокой. Вы готовы заплатить? Готовы столкнуться не с Октавом, которого вы помните, а с тем, чем он стал? С эхом из трещины?

Он смотрел на нас – вернее, его мерцающее лицо было обращено к нам. Вопрос повис в воздухе купе, тяжелый, как черный камень в сумке Кори. Готовы ли мы? К чему? К встрече с чудовищем, в которое превратился наш друг? К погружению в безумие, которое его поглотило? К тому, чтобы самим стать частью этого кошмара? Я не знал ответа. Я посмотрел на Кори. Ее лицо было бледным, но в глазах горела решимость. Она уже прошла через свой ад, и, кажется, была готова идти дальше. Но я? Был ли я готов? Наблюдатель ждал. Время в купе снова сгустилось, стало вязким. Стук колес отошел на задний план. Остались только мы трое и невысказанный ответ, который мог изменить все.

Часть 2.5: Октав в Отражении

Я сидел, парализованный вопросом Наблюдателя и тем ужасом, который сквозил в его словах и мерцал в его несуществующем лице. Готов ли я? Готов ли столкнуться с тем, во что превратился Октав? Готов ли заплатить цену, о которой говорил этот безликий посланник из трещины? Мысли метались в голове, как испуганные птицы. Часть меня хотела крикнуть «нет», выбежать из этого купе, из этого поезда, попытаться вернуться к прежней жизни, какой бы серой и бессмысленной она ни была. Но другая часть – та, что была связана с Октавом, с Кори, та, что уже заглянула в бездну в баре и во сне – понимала, что пути назад нет. Трещина уже прошла сквозь нас. Мы были отмечены. Игнорировать это было невозможно. Я перевел взгляд на окно, на темное стекло, отражавшее тусклый свет лампы и наши силуэты. И замер. Мое собственное отражение смотрело на меня испуганными глазами. Отражение Кори было напряженным и бледным. А вот отражение Наблюдателя… оно было другим. В стекле я видел не мерцающее, неопределенное лицо под бамбуковой шляпой. Я видел… Октава. Не того Октава, которым он стал, по словам Наблюдателя, – не эхо из трещины. А того Октава, которого я помнил. Молодого, с горящими глазами, с его обычной кривоватой улыбкой. Он сидел на месте Наблюдателя, в его плаще и шляпе, и смотрел прямо на меня из зазеркалья. И в его взгляде была… мольба? Предупреждение? Я резко обернулся к Наблюдателю. Его лицо все так же мерцало, скрытое тенью от шляпы. Ничего похожего на Октава. Я снова посмотрел в окно. Отражение Октава все еще было там. Он медленно покачал головой, словно говоря «не верь», «не иди туда». А потом его изображение исказилось, пошло рябью, как будто поверхность стекла стала водой. Улыбка сползла с лица, глаза наполнились ужасом. Черты начали таять, смешиваться, превращаясь в ту самую гримасу боли, что я видел на пятне на стойке бара. А затем отражение снова стабилизировалось, и на месте Октава опять был лишь смутный силуэт Наблюдателя под шляпой.