Но пока Адрия думает, Мартин опережает ее. Словно и не было у него никакого чувства вины, он склоняется ближе, понижая голос:
– Будешь презирать меня до конца дней? – С пятницы его взгляд меняется, становится мягче, но все еще укалывает ее из-под тяжелых бровей.
Роудс вздергивает точеным подбородком и разворачивается, чтобы направиться к машине тети, обрывая разговор:
– Мне пора.
Лайл пожимает плечами и отступает, отстраняясь.
Что это было?
Всю следующую неделю Мартин Лайл косится на нее из гущи своей шакальей стаи, которая обступает его плотным полукругом в поисках одобрения. Всю следующую неделю Мартин Лайл оглядывается на нее в коридорах и сопровождает долгим бесцеремонным взглядом. Иногда этому взгляду вторят слова, которые крючками цепляют внимание Адрии, выдергивают ее из молчаливой отрешенности. Только если раньше эти слова бывали жестокими, злыми, то сейчас они доставляют ей лишь краткое раздражение.
– Эй, Роудс, лицо попроще, – произносит Мартин у школьной парковки, но издевка едва ли трогает Адрию. Сколько таких «эй, Роудс» она наслышалась в своей жизни, не счесть. Если обитаешь среди акул, приходится быть акулой и показывать зубы. А еще старательно учиться не воспринимать чужие слова всерьез.
– А то смотреть тошно! – вторит Лайлу какой-то дружок, вероятно, даже не догадываясь, в чем причина интереса Мартина.
– А что такая недовольная? – подхватывает кудрявый, самый задиристый из их стаи. Кажется, Чарли. – Папашу снова загребли?
– Шон, утешь Роудс, – обращается еще один рослый парень ко второму. – Твоя же мать в ветеринарке работает? Подгони собачьего корма по скидке.
Они срываются в дружный хохот, и только Мартин Лайл сохраняет невозмутимое выражение лица, провожая Адри взглядом до самых дверей. Роудс проносится мимо него в спешке, даже не думая реагировать на всю эту клоунаду. Ей кажется, что она вполне неплохо справляется.
Но когда после отработки математики у мисс Лиам Мартин перекрывает ей выход из пустынного кабинета, она цепенеет, разом забывая все слова и доводы, по которым не должна относиться к его выходкам серьезно. Лоб в лоб они не встречались с самого воскресенья, где фонарный столб у забегаловки стал молчаливым свидетелем того, как Мартин Лайл почти попросил прощения.
Сейчас же он совсем не выглядит виноватым, впрочем, как и не выглядел в тот день. Его ладонь твердо упирается в косяк двери, и рука преграждает Адрии путь. Адрия скалит зубы, поднимая на парня хмурый взгляд, а Мартин глядит на нее с вызовом, ни одной своей извилиной даже не думая освободить проход. Если цена спасения утопающих – внимание тех, кто этих самых утопающих топит, то к черту. Больше Адрия никого спасать не будет.
– Лайл, – Роудс отвечает на вызов Мартина угрожающе, не особо подбирая слова. – Свалил.
Парень усмехается, расточая в воздухе свое хорошее настроение:
– Ты бегаешь от меня как ошпаренная.
– Нам с тобой не о чем говорить, – Адри не ведет и бровью.
С неизменным нахальством Мартин делает новый выпад:
– Кто сказал, что я хочу говорить?
Адрия давится от собственного возмущения, пропуская вдох. Тонкие пальцы нервно сжимают ручку сумки, которой самое время огреть бесстыдного Лайла. Но она держится и кивает на руку, преграждающую путь:
– Отойди по-хорошему.
– Или что?
Мартин улыбается, но, поймав ненавистный взгляд Адрии, чуть осекается. Его улыбок в жизни Роудс за последнюю неделю становится слишком много. Он понижает голос, и бархатистая глубина его тона неприятно резонирует в Адрии вместе с произнесенными словами:
