– И что ты нашел? Под порку не угодим? – понизил голос Эдгар.
– Гоу, гоу, никакой запретки, мой осторожный друг, – заверил Тэп.
Если честно, Эдгару совсем не хотелось отправляться в дальнее путешествие, но почему-то Тэп выбрал юного клерка в друзья и поверял ему свои маленькие тайны, которые манили и пугали. Тэп был напорист, Эдгар подчинялся, но зачастую находил возможность улизнуть.
Они вышли в коридор, Эдгар вытянул раздвижную дверь и запер на простенький механический замок – электронным он перестал пользоваться уже давно. Для вора взломать такой замок – плевое дело, но в центральных коридорах днем полно народу, при людях дверь курочить не станут, а на ночь Эд опускал самодельные жалюзи. Одно время, когда воровство приобрело характер эпидемии, он спал на палубе в аппаратной, придвинув к двери стол для блокировки. Воровали в основном краску – ее и сейчас Эдгар прятал в самодельном шкафу с кодовым замком, заказал у Джи за пару донатов. Сейчас это бедствие несколько поутихло после того, как префект устроил повальные рейды и всех пойманных с ворованным секли и клеймили. Тогда Пик, друг Эдгара, буквально с пеленок – потому как они и в одном ясельном боксе провели первые годы, а затем на уроках в школе торчали рядом – пойман был с ворохом краденого, в том числе вещей из аппаратной. Но уличенный и выпоротый, при встрече Пик радостно улыбался, тянул руку для пожатия и лез с разговорами, как будто ничего не произошло. Эд вынужден был терпеть его, потому что не умел дать отпор. А вот бабушка (Эдгар помнил ее очень смутно, она уже двенадцать лет как отправилась в Утку), рассказывала, что среди первого поколения воров поначалу вообще не было.
– Привет, Эрг! – окликнула клерка девушка в сине-зеленом трико и широкой белой футболке. Через плечо у нее висела сумка с инструментами.
Смуглокожая, гибкая, с тонкими чертами лица, с мелкими завитками медных волос – наследство африканской крови, она заставляла Эда цепенеть взглядом зеленоватых глаз, чьи радужки напоминали ему фотографии далеких газовых туманностей.
Почти все девушки третьего поколения игнорили форму. Лишь упертые карьеристки, воображавшие, что их возьмут на верхние палубы, если они будут следовать уставу и спать с начальством по первой предложке, все еще заказывали себе комбезы с эмблемами корабля.
– Привет, – отозвался Эдгар. Девушку звали Джи – то есть она так себя называла. На самом деле полное имя ее было Джессика. Они иногда встречались на камбузе, а еще пару раз на палубных космишках, когда практически все обитатели боксов вываливались в просторный холл, где из вентиляции сладко дышало мутящими разум парами.
– Где новый приказ префекта по нашей палубе? Опять принтер сгорел? – спросила Джи.
– Зайди часа через два, – предложил Эд. – Бумагу сегодня привезли дерьмовую, придется помучить принтер. И потом у меня дела.
– Отсчет пошел, два часа, – отозвалась Джи. И уже миновав друзей, подняла руку и повертела ладонью из стороны в сторону – мол, пока-пока.
– Твоя девчонка? – спросил Тэп.
– Нет, ну что ты, – смутился Эдгар.
– А почему нет?
Эдгар скорчил недоуменную гримасу – мол, не знаю, и не пытался даже.
– Так дерзни, мой робкий друг!
Эдгар невольно сморщился. Быть дерзким – плохо, этому учили с детства. И разницы между дерзать и дерзить не видели. Надо всех слушаться, сидеть тихо, говорить только когда разрешат, не бегать, не кричать. Если бегаешь и дерзишь, тебя запирают вместо перемены в карцер.
