– Ну, по праздникам, – пожал я плечами.
– А почему не пьяный?
– Так прошли же праздники…
– Ну, для кого-то прошли, а для кого-то продолжаются… – Платон Андреевич недовольно глянул на Митрича. – Специальность есть?
– Инженер. Строительство зданий и сооружений.
– Инженер? – удивленно повел бровью толстяк. – И образование есть?
– Высшее военное училище.
– Высшее. Еще и военное… – Платон Андреевич цокнул языком. – И водку не жрешь… Митрич, я не понял, ты что, отказал инженеру?
– Ну, он не говорил, что инженер… Да и зачем нам инженер-строитель?
– А на хрена нам начальник отдела кадров, у которого мозги под стакан заточены?
Толстяк взял меня за плечо, подвел к столу, сам отошел назад и окинул взглядом с головы до ног. Так осматривают коней, прежде чем заглянуть им в зубы. Сначала поверхностный осмотр, затем углубленный.
К счастью, Платон Андреевич не стал заглядывать мне в зубы.
– Пошли! – увлек он меня за собой.
Я оказался в приемной, где за секретарским столом сидела дородная женщина с высокой прической. На меня она взглянула как на муху, которая собралась пролететь на запретную территорию. Но со мной был Платон Андреевич, поэтому она даже не дернулась, чтобы меня остановить.
Толстяк провел меня в директорский кабинет, на котором висела табличка «Козьмин П.А.». Судя по инициалам, а также по хозяйским замашкам, это был его кабинет.
На заводе бардак, но в кабинете порядок. Свежо, просторно, чисто и все на местах. Мебель старая, из совковых времен.
– Значит, инженер, говоришь?
– Инженер.
– По специальности работал?
– Работал. Качество строительных работ контролировал.
– И как? Хорошо получалось?
– Никто не жаловался.
– А уволился почему?
– По сокращению штатов. Часть расформировали. Все, стройбата больше нет.
– Тут не только стройбат, тут, по ходу, все похерили…
Козьмин опустился в кресло, достал из ящика стола пачку «Мальборо», вынул из нее сигарету, покрутил ее в руках, вернул на место и вздохнул:
– Врачи не разрешают. Сердце, печень. Сам понимаешь, производство вредное.
– Пыли много, – кивнул я на окно.
Чисто в кабинете, а стекла немытые.
– Много пыли… Пыль в глаза приходилось пускать. Начальству. А как ее, заразу, пускать без водки? Банька, водка… Сейчас я сам себе начальник, а толку? Печень уже не та. И сердце барахлит… Значит, нет, говоришь, стройбата? А работал долго?
– Год. Пять лет в училище, год службы.
– Значит, молодой еще… Лет сколько?
– Двадцать три.
– Молодой. Зеленый. Не женатый… Или есть жена?
– Нет.
– Это правильно. Рано еще. А то как влезешь в это ярмо… А почему к нам на завод пошел? У нас тут не строительство, у нас тут производство.
– Но так строительное производство. Я из Архиповки сам.
– Местный, значит… Извини, я из Горанска, Архиповку не знаю… Только алкашей архиповских знаю, – ухмыльнулся Козьмин. – Их у меня тут каждый второй. И не выгонишь!
– Почему? – вырвалось у меня.
– Как почему? – Платон Андреевич удивленно повел бровью. – А их семьи кто кормить будет?
– Пусть не пьют, если о семьях заботятся.
– А они заботятся?.. Я забочусь, а они – нет. Такая вот петрушка… Да и специалисты они…
– Грузчики?
– Ну, грузчики тоже специалисты…
– Видел я этих специалистов… – хмыкнул я. – И как они кирпич в штабеля уложили, видел… Тут автопогрузчик нужен, а не грузчики…
– Есть автопогрузчик, только сломан. А новый денег стоит.
Я молча пожал плечами. И так чересчур много сказал, причем слова мои прозвучали в упрек директору. Нельзя так.
