– Как, Миче, на меня твоя жена посмотрела! – ахает он. – Как в детстве ручей за домом!
Обяснить эту загадочную фразу наш знакомец не в состоянии.
Ната окончила университет с двумя дипломами. Один из них – именно помощника капитана. Не думал я, что этот диплом может Нате всерьёз пригодиться, а поглядите, как вышло.
Вот она и командовала нами, и ребята признавали её авторитет и слушались беспрекословно. Не без того, конечно, чтобы подразнить меня, будущего супруга. Вроде как довольствоваться мне пожизненно ролью боцмана. Смешно, не так ли? Я отвечал, что сильный мужчина не боится любить сильную женщину. И что на это мне могли возразить? Я восхищаюсь Натой именно потому, что она такая: упрямая, увлечённая… и красивая. Моя любовь.
Кто у нас на самом деле был боцманом, я сказать не берусь. Ната запросто могла озадачить любого чем угодно – и шагом марш выполнять. Никто не думал возражать и отлынивать. И все мы, выросшие у моря и на реке и имевшие свои лодчонки, тоже не лыком шиты.
Мы, знай себе, веселились и за работой, и без неё. Было забавно сменить городской образ жизни на походный, кормить «Комарик» углём, стоять на вахте и наблюдать, как смешно сердится Ната на наше неумение обращаться с плавсредством, малость большим, чем таможенная лодка. Здесь, на Някке, мы чувствовали себя до того свободно, что разболтался даже Кохи.
– Эй, Миче, – крикнул он, – помнишь, как я тебя подрЕзал на прошлогодних состязаниях?
– Нашёл, чем гордиться, – смеялся я. – Ты на всех соревнованиях приходил раньше меня. Я не настолько умел.
Собственно, в отличие от Малька, например, Кохи ни разу не выходил победителем. Наш юный Корк мог бы по привычке сказать что—нибудь колкое на эту тему, но слишком долго обдумывал ответ.
– Чего он молчит? – в шутку спросил я у Хрота, пихнув его в бок.
– Так просто, – неопределённо ответил тот.
Я упал в собственных глазах, заподозрил себя в невежливости и стал лихорадочно соображать, чем же я их обидел.
– Он сам первый начал, – на всякий случай шепнул я Хроту и отодвинулся подальше. Драться нынче не входило в мои планы.
Мадинка положила мне на плечо прохладную лапку:
– Забудь, Миче, всё нормально.
– Что такого я сказанул? Кстати, он сам прицепился.
– Не подумав сказал. Это больная тема. Я слышала, тебя не ругали дома, если ты приходил седьмым или девятым.
– Меня? Хо! За что? Родители говорили, хорошо, не двадцать шестым. Развлёкся – и ладно. Было смешно посмотреть, как я интересно уворачивался от Кохи. Потом мы отмечали конец состязаний.
– А Кохи всегда влетало, даже когда он приходил вторым или третьим.
– Но вторым или третьим – это же хорошо.
– Тебе не понять, дурачку. Второй – это же не первый. У нас ничего не отмечали. Только бухтели неделю. Можно было подумать, что кто—то скончался. И всё вспоминали папины подвиги.
Нет. Мне не понять.
Кстати, Хрот никогда не участвует в университетских гонках.
Как же меня проняло!
– Мадина, – зло прошипел я, – а какого чёртова лешего надо было записываться на состязания снова и снова? В надежде всё—таки понравиться папочке?
– Ну… Да.
Нет, Хрот вызывает больше уважения, честное слово, подумал я тогда сгоряча.
Потом, остыв, я сообразил, что Хрот – последний ребёнок в семейке злобных Корков. Может, с его появлением у папочки и мамочки слегка пробудились родительские инстинкты, и на него не так давили? Что требуют отцы, подобные Корку, от первенцев? Чтобы они были копией их самих. Другими они быть не имеют права. Других не любят.
