***
Пока стоявшие вокруг него люди чем-то занимались, Хавьер лежал у их ног, не в силах даже пошевелиться, и остатками разума страстно мечтал только об одном – если уж не умереть, то хотя бы оглохнуть, чтобы никогда в жизни больше не слышать о воинских талантах Шарля Первого.
В Триволи Хавьера содержали вполне прилично. Кандалы больше не надевали. Вкусно и сытно кормили, давали спать и читать, даже выводили на прогулки. Правда, все так же босиком и без теплой верхней одежды, поэтому с первыми заморозками выходы в тюремный сад прекратились. Регулярно приходил лекарь. Кроме него, к пленнику никто не прикасался. О нем, можно сказать, даже тщательно заботились.
Но, если бы Хавьер мог, он, ни секунды не колеблясь, пошел бы на мучительную медленную смерть или в сырой подвал на постоянные пытки, только бы не делать то, что делал изо дня в день.
***
– …Оглушить щенка и в подвал на «почетное место»…
Последнее, что он услышал после ареста в гардоррском замке. Очнулся Хавьер уже в том самом подвале, сидя на железном кресле с высокой спинкой.
«И это мы уже проходили. Приковывали меня к такому “почетному месту” в Триволи. Только там еще была жаровня. Повторяетесь, ваше подлейшество… Повторяетесь…»
Хавьер бегло осмотрелся. Да. Почти все как тогда: из одежды только штаны, тело полностью крепко притянуто к пыточному трону стальными зажимами. Руки, ноги, грудь, даже голова поперек лба. Только руки почему-то прижали к широким подлокотникам ладонями вверх. В прошлой жизни все обстояло ровно наоборот, чтобы обеспечить доступ к ногтям.
«Придумали что-то новенькое, ваше подлейшество? Да неужели? Насколько я помню, особым воображением ты не отличался».
Он попытался вырваться. Бесполезно. Голова все еще болела от недавнего удара, и Хавьер закрыл глаза, чтобы хоть как-то с этим справиться. Невольно прислушался. Звуков сражения не было, но их и не могло быть. Удалось выделить из общего гомона голос короля. Алегорд жив и не ранен. Уже хорошо.
Чтобы перестать слышать всю округу, Хавьеру вновь пришлось открыть глаза.
«Назвал “щенком”… Так гордишься тем, что старше меня на два года? Пф! В сорок лет ты огрызался из норы осторожным злым лисом. Только сердце оказалось слабым. Нашего с Рэем неожиданного появления перед шахматной партией ты тогда не пережил… А вот каким королем станешь сейчас, когда власть свалится тебе в руки на двадцать лет раньше?»
Раздались далекие шаги. Хавьер выдохнул и приготовился к самому худшему. Хотя, чем его могут удивить кордийские палачи?
Дверь открылась, и в подвал вошел Шарль. Нескольких мгновений Хавьеру хватило, чтобы рассмотреть и оценить противника. Молодой Мадино оказался даже красив. То, что двадцать лет спустя изуродует его лицо, сейчас выглядело интересно и свежо. Средней длины пепельные волосы свободно лежали на плечах. Очевидно, в будущем они значительно поредеют, иначе он не ходил бы с короткой стрижкой. Глубоковатая посадка серых глаз скрадывалась их блеском и живостью. Еще не украшенный залысинами выпуклый лоб не подчеркивали морщины, а тонкие губы не привыкли все время презрительно кривиться. Но смотрел Шарль уже очень знакомо: с хищной ненавистью.
Мадино принес еще один факел и сейчас, встав вплотную к Хавьеру, ухватил того за подбородок и осветил его лицо.
– И что все в тебе такого находят… – произнес Шарль вполголоса. – Смазливая мордашка. И ничего больше. А почему ты никогда не показываешь волосы? Знаешь, об этом ходят целые легенды. Говорят, что в них заключена твоя сила и воинская удача. Побрить тебя наголо, что ли… А? Что скажешь?
