Третья опора. Как рынки и государство пренебрегают сообществом - страница 4

В Соединенных Штатах сообщества меньшинств и иммигрантов в первую очередь пострадали от безработицы, что привело к социальному краху в 1970–1980-х годах. В последние два десятилетия сообщества, обычно белого населения, в небольших городах и полусельских районах испытывают аналогичный упадок, поскольку крупные местные товаропроизводители закрываются. Опиоидная эпидемия – это лишь один из признаков безнадежности и отчаяния, сопровождающих социальный распад некогда здоровых сообществ.

Техническая революция была разрушительной даже за пределами экономически неблагополучных сообществ. Она создала значительную прибавку к заработной плате для тех, кто обладает лучшими способностями, причем лучшие из них работают в высокооплачиваемых суперзвездных фирмах, которые все чаще доминируют в ряде отраслей. Это побудило родителей из среднего класса покидать экономически смешанные сообщества и переводить своих детей в школы в более богатых и здоровых сообществах, где они будут лучше учиться с другими обеспеченными детьми, такими же, как они. Более бедный рабочий класс не может последовать за ними из-за высокой стоимости жилья в районах получше. Сообщества, где он проживает, становятся еще хуже, на этот раз из-за ухода успешных. Технологические изменения создали эту нирвану для высшего среднего класса, меритократию, основанную на образовании и навыках. Однако из-за перетасовки экономических классов и упадка смешанного сообщества она начала становиться наследственной, и теперь успеха могут достичь только дети тех, кто уже преуспел.

Остальные брошены на произвол судьбы в приходящих в упадок сообществах, где молодежи труднее научиться тому, что необходимо для получения хорошей работы. Сообщества попадают в ловушку порочного круга, когда экономический упадок питает социальный упадок, что способствует дальнейшему экономическому упадку… Последствия разрушительны. Отчужденные люди, лишенные надежды, которая основывается на укорененности в здоровом сообществе, становятся жертвами демагогов, как крайне правых, так и крайне левых, которые потакают их худшим предрассудкам. Популистские политики задевают чувствительную струну, когда обвиняют элиту верхушки среднего класса и партии истеблишмента.

Когда ближайшее сообщество дисфункционально, отчужденным людям нужен какой-то другой способ канализировать свою потребность в принадлежности к чему-то большему[5]. Популистский национализм предлагает одно из таких привлекательных представлений о большем, направленном к некоторой цели воображаемом сообществе – будь то белый мажоритаризм в Европе и США, исламский турецкий национализм «Партии справедливости и развития» Турции или индуистский национализм индийской Раштрии сваямсевак сангх[6]. Популизм проявляется в том, что вина за положение народа возлагается на коррумпированную элиту. Национализм (точнее, этнический национализм, но я оставлю эти детали на потом) – в том, что провозглашает преобладающую численно группу коренных жителей страны истинными наследниками ее истории и богатства. Националисты-популисты видят в меньшинствах и иммигрантах – любимцах элитного истеблишмента – узурпаторов и обвиняют другие страны в невзгодах своей страны. Эти сфабрикованные враги необходимы для популистской националистической повестки, потому что зачастую группу большинства практически ничто не связывает – она на самом деле не основывается на каком-то подлинном чувстве общности, так как различия между подгруппами большинства обычно существенны.