– Найдется, найдется
О чем побеседовать им.
Девица весьма развитая,
Флоренцию видела, Рим…
. . . . . . . . . . .
…А на ночь, конечно,
Она разбирает шиньон,
И в длинную косу тогда
Превращается все это чудо.
Не знай он себя хорошо,
То решил бы уже, что влюблен…
– А может, и вправду влюблен?
Все равно торопиться не буду!
…О многом наслышана, что-то читала она
(А глазки какие!
А шейка под черной бархоткой!),
Но главное то,
Что она неподдельно скромна —
Он знает: средь барышень светских
Совсем не такая уж редкость
Увидеть гибрид теософки
С парижской кокоткой.
– Пока что могу с дорогою душой
Возить их Шаляпина слушать в Большой…
А вскоре все взятки с него будут гладки:
Полгода уж строится мост через Вятку,
Как штык, он там будет в назначенный срок.
Дальнейшее знает один только Бог.
…Спешит – а навстречу Дуняша,
Которую в церкви он видел.
– Как резко она отвернулась!
Ничем я тебя не обидел?
С прислугою надо подчеркнуто вежливым быть, —
Покойница-бабка любила всегда говорить.
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
…А станет работа валиться из рук —
Дворецкий прознает и сразу прогонит.
О, хоть бы на пару денечков домой —
Наплакаться вдосталь,
Прижаться к Матроне!
А здесь и слезинки нельзя проронить:
Увидят – решат, что больна.
Прогонят, прогонят немедля —
Кому-то больная нужна?
А сердце от боли вот-вот на куски разорвется,
Не зря ей сулили, что смертью любовь обернется.
Матронушка! Как бы добраться к тебе
Злосчастной, безгласной, бесправной рабе?
. . . . . . . . . . .
И тут ей Настасья, смеясь, сообщает:
– Нежданные праздники нас ожидают!
Как только Владимир Иваныч отбудет,
То следом
Аж на две недели
Родители в Питер уедут.
Хозяин за двери —
А мыши пускаются в пляс.
Как видишь,
Не так уж и плохо живется у нас!
Вот чудо так чудо!
Но как же теперь-то ей быть?
Так трудно, так стыдно кого-то о чем-то просить!
А даже отпустят?
До дома пешком не дойти —
Где денег добуду?
Но Бог ее слышит —
И чудо сменяется чудом.
Дворецкий зовет ее сам и смущенно,
Не глядя в глаза, говорит:
– Какая-то, вроде, Матрона
Живет у тебя на селе
И, вроде, больных исцеляет,
И даже тяжелых совсем,
А сама она, вроде, слепая…
Ты знаешь ее хорошо?
– Она мне родней, чем сестра!
– Вот видишь… А к нам тут приехал вчера
Из Тулы снохи моей старшей свояк,
И, стало быть, твой он земляк…
И всё про Матрону, про Митревну эту…
Дуняша, мой внучек…
Ты знаешь, болезнь его страшная мучит!
Уж ты никому… Я доверюсь тебе…
Такой ведь мальчонка… а болен падучей!
И слезы смахнул.
– Так чего же мы ждем?
Сейчас же к Матроне его отвезем!
– Да нет, не решатся они в одночасье.
Спросить бы у Митревны этой согласья!
Неплохо тебе бы поехать самой.
Я дам тебе денег, Дуняша, я знаю —
Ты дочиста все отсылаешь домой.
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
…Неужто она разучилась ходить далеко?
Ведь станция дальше не стала! А так нелегко
Идти… И чем ближе село —
Тем труднее шагать,
Как будто весь воздух куда-то девался —
Так трудно дышать.
…Как странно – еще ведь светло,
А на улицах нет ни души…
Но вот их изба,
К ней невестка навстречу спешит,
За ней – ребятишки,
И мама стоит у ворот…
Матрона, небось, угадала,
Что Дуня сегодня придет.
Ее обнимают, целуют, сажают за стол.
– А вы почему не едите?
Случилось ли что?
– Мы только с поминок.
Ты ешь, ты с дороги, родная!
– Легко говорить! Кто же помер?
– Да ешь ты, сейчас все узнаешь.
– А помер, пусть будет земля ему пухом,
Гаврилин…
– Гаврилиных – семеро братьев!
Кого схоронили?
Молчат, словно русскую речь позабыли.
