— А вы всегда были рыжим, дядя Еврипид? — спрашивает Мир, подозрительно сморщив лоб. И я едва сдерживаюсь, чтобы не стукнуть по рулю. Все-таки вспомнили...
Еврипид проводит пятерней по рыжим лохмам и удивленно оборачивается на Мирона.
— Всегда. Я родился рыжим. Так у меня папа тоже рыжий. А ты почему спрашиваешь, Мир?
— А вас всегда звали Еврипидом? — наклоняется вперед Матвей, он как раз сидит посередине. Еврипид в ответ удивленно моргает.
— А как меня еще могли называть?
— Например, Епифаний, — с надеждой подсказывает Макар и бросает на меня любопытный взгляд.
— Почему сразу Епифаний? — чешет затылок совершенно сбитый с толку Еврипид.
Смотрю в зеркало заднего вида, сурово свожу брови на переносице и чуть заметно встряхиваю головой. Мой сын обреченно вздыхает.
— Да так, ничего, — разочарованно машет он рукой и отворачивается.
Мне становится жаль своих детей до слез, но я за рулем, а на дороге плакать недопустимо. Поэтому усиленно моргаю, чтобы прогнать набежавшую пелену.
Сейчас я чувствую настоящую ненависть к Громову. Я могу понять его желание променять меня на капиталы деда. И даже то, что он назвал сына Мартина своим, тоже могу понять. Но то, что он женился на девушке своего брата и они живут как настоящие муж и жена, этого я понять не могу. И простить тоже.
А уж то, какой цирк он устроил сегодня на вручении кубка, и вовсе вызывает омерзение. Он узнал меня, он понял, что перед ним его дети. Похожие между собой так, как раньше были похожи они с братом. Такие же клоны Громовы, какими когда-то были Марк и Марти.
И у него ничего не дрогнуло. Нигде. Его безмятежное лицо до сих пор стоит перед глазами. И еще хватило наглости выяснять, чьи это дети!
Лучше бы мы не встречались. Еще какой-то час назад меня захлестывала признательность, теперь я захлебываюсь ненавистью. Она никак меня не отпускает, эта Громомания, уже восемь лет прошло, а мои чувства все такие же острые и противоречивые.
Это потому что у меня перед глазами три его копии. Три вечных напоминания об улыбающемся парне с постера, который звал меня замуж и обещал золотые горы...
— Так что ты на это скажешь, Каро? — слышу голос Еврипида, пробивающийся сквозь вязкую вату моих бестолковых терзаний.
Он хороший парень, Еврипид. И зовет меня замуж каждый месяц все эти восемь лет. И с мальчиками ладит, по крайней мере, старается.
Так может плюнуть на все, послать Марка Громова вместе со всеми воспоминаниями и выйти замуж за Еврипида? Полюбить я точно больше никого не полюблю, а к нему привыкла. Мы все привыкли, даже Гром. И Козинак.
— Прости, я засмотрелась на дорогу и прослушала, — поворачиваю голову к Еврипиду. — Так о чем ты говорил?
— Ничего, Каро, смотри, конечно, — сразу соглашается Еврипид.
Он вообще такой, во всем со мной соглашается. Чистое золото будет, а не муж, так моя мама говорит каждый раз, когда Еврипид уходит, получив в ответ мое коронное «Прости, но я пока не готова к браку».
— Я про того мужика, который к Андронику прибился. Ты о нем слышала? — терпеливо повторяет Еврипид. Он вообще очень терпеливый.
— Папа говорил, что у дяди Андроника помощник появился, — киваю. — Кирие так им доволен!
— Доволен не то слово. Он столько всяких снадобий новых наколотил, Андроник на него не нарадуется. А какой рыбак заядлый! Они с Андроником недавно столько рыбы наловили, что Маркополусам всю торговлю перебили. Те три дня без выручки просидели.
