– А что именно, он не говорит? – усмехнулся Юлий.
– Ты с ним не согласен?
– Конечно, нет. Я считаю, можно прекрасно обходиться и без того, и без другого.
Маша бросила на него быстрый взгляд.
– Ты так не считаешь, но дело не в этом. Так вот, высказал он мне всё и вроде как ждёт реакции. А на меня будто нашло что-то – сижу и молчу. Он подождал, потом говорит: «Ну, что? Могу ещё один…» И рассказал на этот раз настоящий анекдот: как агент разведки прыгал с парашютом… Потом… – тут Маша внезапно замолчала.
Вообще-то потом она сказала, что ей пора, и они вышли в сени. Сладковский, извинившись, вернулся на минуту в дом за сигаретами. Когда он снова вышел в сени, Маша сидела на лавке, на коленях у неё лежала его штормовка, и она старательно обирала с неё колючки.
Он бросил небрежно:
– Спасибо, не стоит. Приду – почищу, – и потянул штормовку к себе, но Маша её не отпустила, сказала:
– Да сейчас, немного осталось…
Хотя колючкам ещё конца-края не было.
Она сидела, отдирала «собачки» и аккуратно складывала их на газету. Ему стоять у неё над душой надоело, и он тоже сел и стал ей помогать. Потом Маша с тем же сосредоточенным видом, так же старательно, может быть, только чуть осторожнее принялась обирать «собачки» уже не со штормовки, а непосредственно с него. Сладковский некоторое время сидел неподвижно, потом перехватил её руку с колючкой, снятой с его свитера, и сказал с запинкой:
– Я что-то… ничего не понимаю.
– Я тоже… не очень, – призналась Маша.
– Ты… мне можешь объяснить, зачем ты тогда?.. Ну, в воскресенье…
Маша слегка покраснела и ответила, что не знает. Сладковский фыркнул и заявил, что это, во-первых, смешно: ещё не хватало, чтобы сопливые девчонки выскакивали защищать его от хулиганов. Во-вторых, повод для сплетен. Ему-то лично наплевать, но ей?
– Мне… тоже, – помолчав, ответила Маша.
– Вот как? – он взглянул искоса, потом встал, подхватил её на руки и унёс в свою комнату.
С таким видом, словно так надо, иначе и быть не может. При этом она задела ногой газету с собранными колючками, и «собачки» рассыпались по полу.
Всё получилось просто, само собой, – куда сложнее было объяснить это Юлию.
Маша опять вздохнула и сказала, не поднимая взгляда:
– Потом я стала собираться домой. В сенях мы выяснили отношения и вернулись к нему… Как-то так.
В дверь два раза лениво стукнули, вошёл Лепилов со здоровым куском пирога в руке.
– А нам? – Стасенька проворно вытащила из шкафа устрашающе длинный кухонный нож с деревянной ручкой.
Прощаясь с пирогом, Сэнди ещё раз энергично куснул его, стараясь отхватить побольше, и с набитым ртом сообщил:
– У Паши гости. Полдеревни родственников приехало. Сейчас все сюда придут…
– Зачем? – уставилась на него Лора. – Совсем с ума сошли! Только Пашиных родственников нам тут не хватало! И так уж проходной двор устроили!
– Не проходной, а постоялый! – радостно поправил Лепилов.
– Нет, правда! – возмутилась и Стасенька. – Зачем они сюда придут?
Сэнди заржал, чуть не подавившись пирогом, и внёс ясность:
– Да не они, а мы! Я, Рожнов и Генка. Они нас там уже достали своим трёпом…
– Теперь, значит, вы нас решили достать своим, – фыркнула Лора.
– Ах, мы вам помешаем стишки читать! – стал глумиться Сэнди.
Он плюхнулся на «лежбище», схватил Лорину книгу и прочитал с придурковатым видом по складам:
– Эд-мон Рос-тан. Кто такой, почему не знаю? «Шан-те-клер». Ой-й, это что, главный герой – петух, что ли?! Слушайте, да они тут все пернатые! «Ах, душечка, какой петух оригинальный! Он инфернальный!» – Сэнди почему-то возликовал и даже ногами задрыгал в воздухе от восторга. – А инфернальный – это какой?..
