Из первых детских впечатлений я еще запомнил, как мать взяла меня с собой на базар. Она держала меня за руку, пока я не вырвался и не побежал по тротуару сам. Но тут же меня настигло возмездие: споткнулся о камень, упал и так расшиб коленку, что матери пришлось возвращаться домой и зашивать ее. А я, зареванный, лежал на столе на сером байковом одеяле.
Отца я помню смутно. Он время от времени появлялся в доме, придя с работы. Меня подводили к нему и говорили, что это – мой папа. Он брал меня за руку, я задирал голову, так как в моих глазах это был очень большой дядя. Тогда он носил форму, похожую на военную: на нем был широкий поясной ремень и другие ремни. Тетя Оля мне потом сказала, что так одевались рабфаковцы. Вообще, судя по всему, отец был человеком молчаливым, в противоположность моей матери.
Предвоенное время было очень тревожным и непонятным. В стране царила шпиономания, то и дело арестовывали людей. Со стороны могло показаться, что эти аресты носили хаотичный характер и были непредсказуемы. На самом же деле, все было продумано и организовано: из социума выхватывали вполне определенные категории граждан, которые по тем или иным причинам не устраивали властвующую олигархию. После заключения в 1939 году пакта Молотова – Риббентропа стали активно арестовывать немцев – бежавших от Гитлера антифашистов. Одними из наших соседей была немецкая семья: муж и жена. Это были во всех отношениях люди достойные. Когда арестовали мужа, мои родители набрались храбрости пойти в НКВД, чтобы за него заступиться. Им быстро дали понять, что они ошиблись в своих соседях, многого не знают, и что лучше бы им в это дело не соваться. Этот их визит остался без последствий, а могло быть хуже. В то время мало кто решался на подобные поступки, наоборот, было много доносов со стороны «бдительных граждан». Родители тяжело переживали это время, особенно отец, который был членом партии и, как честный человек, не мог не ощущать свою ответственность за происходящее в стране. Мать говорила, что он «таял на глазах». Однако вскоре все точки над «i» расставила война.
Незадолго до начала войны матери снится сон. Будто бы она – еще студентка мединститута – после очередной экзаменационной сессии возвращается домой в Короп. Но родного города не узнает. Всюду запустение, на улицах хлам и нет людей. Она спешит в родительский дом и не узнает его: калитка сорвана, вместо окон – черные дыры, с правой стороны от калитки, где росла яблоня-малиновка, вместо яблони зияет глубокая яма. Кругом жуть. С бьющимся сердцем она взбегает на крыльцо и через распахнутую дверь входит в горницу. Зовет: «Мама, мама!». И откуда-то с печи доносится слабый голос ее матери: «Женя!» И тут она просыпается.
Война разметала всех моих родственников по разным местам. Как и положено, первыми ее жертвами оказались мужчины. Раньше других погибли мужья моих старших теток по матери: Сони и Бэллы. У тети Бэллы остался сын Иосиф (Юзик) – на год старше меня. Соня так и осталась бездетной.
Но первым удар наступавших немецких войск испытал на себе дядя Миша – младший брат отца. Он воевал всего неделю, с первого дня войны. И остался жив. Капитаном в составе батальона он командовал группой тяжелых танков КВ. Эти танки имели непробиваемую лобовую броню и отступали в арьергарде наших войск на Западном направлении: как он мне рассказывал, в среднем по 40 км в день, – такими темпами здесь шло немецкое наступление. Была поставлена задача: задерживать наступление противника по главным магистралям, чтобы уберечь наши отступавшие части от полного разгрома. Не знаю, насколько это им удалось, но в итоге через шесть дней непрерывных боев остатки танкового батальона отступили к Минску, который был сдан на следующий день.
