– А что, он уже успел что-то натворить? Ему же в обед сто лет! Сейчас заначку свою на заимке откопает и куда-нибудь в Испанию на пээмже.
– И я про то… Видать, у Елизарова с Прокошиным другое мнение по этому поводу. Я, кстати, на входе Умарова встретил – запыхавшийся, но с довольной рожей из приемной выпархивал.
– Да ладно?! Вот дожили! Совсем страх потеряли!
– А чего ты удивляешься? Это для нас с тобой он типичный представитель криминалитета, фигурант несметного числа оперативных разработок и лидер всех возможных организованных преступных групп, а официально Гасан Сухробович Умаров – бизнесмен, кандидат в депутаты и меценат, между прочим, в ДК милиции ремонт сделал…
– М-да… – задумчиво протянул Мальцев и притормозил у остановки. – Вон, похоже, пацан твой, Илюха!
По дороге Ромка поведал отцу о своих спортивных победах и поражениях, школьных успехах и неудачах и, как обычно, поделился очередной детской мечтой:
– Пап, Сашка такие офигенные перчатки отдает за два рубля всего!
– Сын! Что у тебя за мажорская манера тысячи рублями называть? И что значит «офигенные»?
– Ну пап! Так все говорят… Я четыреста рублей накопил уже! – Ромка вопросительно посмотрел на отца.
– Это сорок копеек по-вашему?! – Илья зашелся задорным хохотом. – Валерыч, одолжи шестьдесят копеек – у меня только рубль с собой.
– Для хорошего дела – не вопрос. Что за перчатки?
– Такие же, как у Емельяненко![9] – выпалил Одинцов-младший.
По уши довольный Ромка выскочил из «Волги» и вприпрыжку рванул к подъезду.
– Сколько ему уже? – поинтересовался Мальцев.
– На днях восемь стукнет, – задумчиво ответил Илья.
– С Настасьей-то общаешься?
– В экстренных случаях, – невесело усмехнулся Одинцов. – Вот сегодня она во вторую смену осталась – попросила Ромыча забрать.
Валера понимающе кивнул и прибавил ходу, благо улицы были уже почти свободны. Он не стал говорить Илье, что пока ждал его около прокуратуры, видел, как его бывшая под руку с каким-то солидным господином продефилировала в сторону модного ресторана, расположенного неподалеку.
Елизаров успел добраться до управления раньше оперов и, стоя на крыльце, за что-то отчитывал постового. Как только Илья подошел к входу, начальник переключился на него:
– Где тебя носит, Одинцов?! Сколько можно ждать?
Постовой облегченно вздохнул и бочком попятился в дежурку.
Илья попытался было объяснить шефу, что был вынужден по пути заскочить по неотложным делам, но тот неожиданно сменил гнев на милость и почти заискивающе, каким-то елейным голоском затянул:
– Илюша, ну неужели так трудно сделать то, что от тебя требуется, а?
– Мы делаем все возможное, Сан Саныч…
– Ну, дорогой мой человек, как ты не поймешь, что это тот самый случай, когда от тебя ждут невозможного?
– Ну что ж мне ему теперь патронов в карманы напихать или наркоты?!
Воровато озираясь, Елизаров перешел на полушепот:
– Конечно, я такого приказа отдать не могу, но мыслишь ты в правильном направлении…
– Но, товарищ полковник… Это не ко мне тогда, а вон… – Майор кивнул на Доску почета, где среди штабных – тыловых – кадровых и прочих уважаемых лиц, сияя лоснящимися щеками, красовался фотопортрет начальника отдела НОН[10] Васютина. На изображении тот так здорово смахивал на молодого Наполеона, что Илья усмехнулся и заметил:
– Будь это картина, надо было назвать ее «Бонапарт. Молодые годы».
– Все смеешься, Одинцов! Да сейчас время такое – никому доверять нельзя! Нет, яне в том смысле… Владимир Витольдович, несомненно, достойный сотрудник, но не забывай, откуда он к нам пришел! ФСКН
