— Ты пойдешь со мной, мейритина. – Стоило им выйти за пределы комнаты, император властно и жестко взял ее под локоть. – Мне кажется, нам есть, о чем поговорить.
Она всего лишь собиралась поклониться и выразить свою покорность. Уже дважды Дэйн показал, что не спускает ни одного кривого слова в свой адрес, и не делает поблажек даже для той, которая его родила. Страшно представить, что император сделает с рогатой химерой, по вине которой, пусть и весьма призрачной, пострадал наследник империи. Возможно, мужчины этого семейства не пылают братской любовью друг к другу, но подобные проступки обязаны караться со всей строгостью вне зависимости от личных отношений. Как говорила одна из наставниц: лучше наказать за кражу чужого гуся, чем после сетовать на пропажу собственного.
Но поклон вышел смазанным. Ее шатнуло в сторону так сильно, что если бы не поддержка Дэйна, Киирис непременно бы упала.
— Будь оно все неладно! – прорычал он и легко, словно ноша весила не больше пуховой подушки, поднял мейритину на руки. И пошел дальше, что-то бормоча себе под нос. – Ты хоть осознаешь, что от тебя кругом одни хлопоты?
— Да, мой император. – А что еще ей оставалось, кроме покорного признания несуществующей вины? Хозяевам мира нельзя говорить, что они не правы, если только на черный день не припрятана запасная голова. – Я искренне сожалею, что своим присутствием доставляю столько неприятностей и отвлекаю тебя от куда более важных дел.
Он остановился, за их спинами, лязгнув стальными сапогами, остановились гвардейцы из личной охраны императора. Киирис предпочитала не думать о том, кто скрывается за двухметровыми громадными фигурами, закованными в полную броню и шлемы с узкими прорезями для глаз. Вряд ли люди. Вряд ли вообще живые существа.
— Если хочешь выжить и не осточертеть мне через неделю, придется выучить несколько правил. – На этот раз пришел ее черед получать порцию словесной трепки. – Правило первое: не ври мне. Я ненавижу лицемеров, мейритина, но их, увы, слишком много в моем окружении, чтобы я мог без ущерба для управления империей обезглавить каждого. Но ты – другое дело. От тебя я не потерплю ни вранья, ни притворства. Поэтому, скажи мне еще раз – сожалеешь ли о том, что твое присутствие так досаждает всем нам?
У него был совершенно невозможный взгляд: одновременно и обжигающий, и ледяной, страстный – и совершенно безучастный. Император Дэйн определенно владел каждой своей эмоцией, знал каждое слово наперед. Но где-то там, в глубоких темницах его души пряталась настоящая животная страсть, свойственная любому живому человеку. Простая эмоция, что была не по карману лишь императору.
— Я слишком большая диковинка, мой император, чтобы со мной все было так же, как с любой смертной женщиной. И, конечно, от меня будет масса хлопот.
— Королева уже тысячу раз пожалела, что задумала привезти тебя в Замок туманов. Надеюсь, я не повторю ее ошибку.
— Император решил оставить меня для себя?
— Храбрость, Киирис – это следующее правило. – По его возмутительно четко очерченным губам, скользнула тень улыбки. – Ты должна быть смелой всегда и во всем. А это был смелый вопрос.
Киирис сглотнула, почему-то подумав, что ему удивительно идут эти длинные светлые волосы и выстриженные на висках затейливые узоры.
— Все в Нэтрезской империи принадлежит мне, мейритина. До тех пор, пока я жив, но,кажется, это продлится не так уж долго. – Ни страха, ни иронии, лишь четкое понимание своей судьбы. Он горел, словно солнце – так ярко и беспощадно, что обжигал слишком многих. – И ты – тоже моя. Хоть, признаться, мне бы не хотелось знать, что это лишь по моему приказу.
