Три Л Том 1. Големы - страница 24
– Осторожно! – Крик отца и валящееся на неё тело.
Лена выбралась из-под упавшего, провела рукой по его лицу и поняла – всё. Стреляли парализатором, не опасным для молодого здорового человека. Но у отца и так было больное сердце, плюс этот безумный бег. Его сердце остановилось сразу.
Растерянный Лёшка стоял метрах в трёх от неё. Она подняла на него взгляд, уже зная, что нужно делать. Никто не имеет права лепить людей по собственной прихоти!
– Лёшка, беги! Мы придём позже. Беги, дурак!
Она начала швырять в него ветками и грязью. Так, как отгоняют собаку – зло, метко. Он, рванувшийся было к отцу, снова остановился, непонимающе взглянул на неё и бросился в лес. Она надеялась, что он успеет уйти.
В воздухе чвиркнула ещё одна пуля-ампула. И уже теряя сознание от парализующей боли, Лена услышала шелест начавшегося ливня, в который словно вплёлся шёпот отца: «Ушёл».
9
Он нёсся по лесу, чувствуя, как по лицу ручьями бегут струи дождя: те тучи с запада, что вечером золотились краями в закатном солнце, теперь закрыли всё небо и прорвались ливнем. Вокруг стоял ровный гул, под ногами хлюпало, и надо было бежать. Весь мир сузился до неостановимого бега по залитому дождём лесу. А потом вместо раскисшей земли его ноги ощутили что-то твёрдое и ровное. Парень поднял взгляд. Он стоял на обочине узкой дороги, всего в нескольких десятках метров от старинных деревянных домиков городской окраины. Он вышел к людям.
Лем
Лем стоял у окна и с привычной профессиональной внимательностью смотрел вниз, на клубящуюся в атриуме торгово-развлекательного комплекса «Баялиг» толпу покупателей, отдыхающих или спешащих по своим делам людей. Голова после вчерашнего гудела, хотелось пить, но двигаться было лень.
– Свари кофе, а?
– Сейчас, только рубашку найду. – Жаклин сидела на кровати, выискивая в ворохе одеял, простыней и пледов свои вещи. – Ага, вот она. Может, коктейль намешать?
– Нет, мне через час на дежурство. – Он поморщился, но не от головной боли – она уже проходила, – а от накатывавшего в такие вот моменты ощущения бессмысленности мира, и главное – от бессмысленности его собственной жизни. Привычное чувство, хорошо, что оно быстро пройдёт, а вечером обещала явиться Наташка, с ней точно скучно не будет. Пока же на Лема наваливалась серая беспросветность полнейшего одиночества.
Наверное, это его состояние передалось женщине, потому что она, стоя полуодетой у кухонной ниши, спросила, не отвлекаясь от приготовления крепчайшего чёрного кофе:
– Почему ты постоянно один?
– Не один. – Он отвернулся от окна и скабрёзно улыбнулся: – Сейчас с тобой, а вечером…
– С новой фифой из клуба, – закончила она за него. – Неужели тебе не надоело? Или ты на самом деле не умеешь привязываться к людям? Не хочешь любви? Семьи?
Он сжал кулаки, так, что побелели костяшки. Такие мысли он гнал от себя, и никто за всё время здесь не говорил с ним об этом. Но рано или поздно приходится отвечать, хорошо, что Жаклин – она умна и не болтлива.
– Любовь? А что это такое? Что такое семья? Знаешь, что это?! Это когда тебя делают, как игрушку! Делают! А потом, наигравшись, вышвыривают вон, даже не удосужившись объяснить, что за мир вокруг!
Жаклин взглянула на парня, удивлённая его резко изменившимся тоном, потом выставила на журнальный столик чашку с кофе и тарелку с бисквитами:
– Держи. Перед дежурством тебе поесть нужно. Значит, тебя бросили, и ты теперь не веришь девушкам?