Молодой герцог Леннокс, кузен Карла I, был польщён тем, что к нему в Мадриде относились с почти королевскими почестями, да и самого Хоптона подкупало неизменное дружелюбие Оливареса. Так как новый посол был склонен хвастаться английской доблестью, граф-герцог не скупился на лесть и однажды даже сказал:
– Весь остальной мир должен простить меня, но я считаю, что ни одна нация не годится для сражения с королевской армадой, кроме Англии…
Между тем высокие налоги из-за ведения военных действий в Германии и Италии продолжали разорять испанцев, вызвав всеобщее недовольство первым министром. Знать, не допущенная в Королевский совет, ждала своего часа, чтобы нанести ему ответный удар. В то время как король был совершенно недоступен для тех, кто не являлся сторонником Оливареса. Впрочем, если бы даже до Филиппа IV донесли всю правду об истинных причинах разорения страны, он вряд ли что смог изменить. В свой черёд, Изабелла была возмущена изоляцией своего мужа, хотя граф-герцог и его жена держали и её в подчинении, ибо любовь королевы к удовольствиям позволяла управлять ею почти так же легко, как королём.
– Герцог д’Оливарес, – пишет один из врагов фаворита, – проводил свои дни, устраивая балы, маскарады и фарсы, участием в которых убивают время, лишая себя возможности для свершения важных дел; и этот образ жизни напоминал Ниневию, эпоху Нерона и последние годы правления римлян.
1 июня 1631 года жена министра устроила роскошное развлечение для царственной четы, как она имела обыкновение это делать под любым возможным предлогом, в садах своего брата, графа Монтерея. И это, по словам хрониста, вызвало у Оливареса желание устроить ещё одно празднество для короля и королевы в ночь на Святого Иоанна, три недели спустя, которое должно было затмить предыдущее.
Специально для этого граф-герцог заказал две новые комедии: одну – Лопе де Вега, а другую – Франциско де Кеведо и Антонио Мендосе. Был задействован не только сад Монтерея, но и сады по обе стороны от него, и Козимо Лотти, итальянскому архитектору, спроектировавшему пантеон королей в Эскориале, было поручено построить прекрасный театр под открытым небом и несколько зданий для размещения главных гостей. Как по волшебству, в тенистых садах возник роскошный павильон с балконом для короля, королевы и двух инфантов, с которого была видна сцена, и двумя аналогичными павильонами, по одному с каждой стороны, для свиты, а также уединёнными нишами между ними, из которых супруги Оливарес могли следить за удобством своих гостей. На сцене же, окруженной множеством светильников в хрустальных шарах и украшенной цветами, по обе стороны были предусмотрены места для придворных дам. У стены, отделяющей сады от Прадо, были возведены большие трибуны для размещения шести оркестров и хоров, а также гостей, не приглашённых в сам сад. Родственники Оливареса тоже участвовали в подготовке празднества: один должен был руководить репетициями, другой отвечал за расстановку экипажей и приём королевских гостей, третий занимался угощениями и так далее.
За день графиня Оливарес, обедавшая в саду, стала свидетельницей генеральной репетиции всего представления. После наступления темноты в ночь Святого Иоанна вся знатная публика из дворца в своих тяжёлых каретах спустилась в Прадо, чтобы присутствовать на празднике. В девять часов королевская свита была принята Инес де Суньигой у входного павильона, который был возведён специально для этой цели, а объединённые хоры пели приветственный гимн, когда король и королева направлялись в зал, откуда они должны были смотреть комедии.
