Три нити - страница 66

– Убей! Уничтожь! – закричал кто-то в толпе. Дур-бдаг, до того стоявшие неподвижно, подняли полосатые палки и принялись колотить линга по спине, призывая к ответу. Одна из них, женщина с неровно остриженной бурой шерстью, подняла глаза на бога, горой нависавшего над нею. Ее челюсть беспомощно отвисла; с морды на подол падали капли – то ли слезы, то ли слюна. Железный господин поднял сначала левый кулак, с арканом, а потом – правый, с булавой, предлагая ей выбор. Линга всхлипнула и кивнула на аркан. В тот же миг ее тело обмякло и повалилось вниз, задев вторую женщину. Та дернулась так, будто в нее брызнуло кипящим маслом, и застонала – но не от страха, а от ярости; третий линга, молодой и крепкий мужчина, зарычал, оскалив желтые клыки.

– Справедливый суд! – крикнула женщина, уставившись прямо на макушку скелета-булавы. – Справедливый, ха! Мы грабили, да, мы убивали! Но чем вы, боги, лучше? Ваш холод отнял нашу землю! Ваша зима заморозила нашего сына, новорожденного, ни в чем не повинного щенка! Если мы будем страдать в адских мирах, то и вам там самое место!

Ее голос из визга превратился в утробный, жуткий рев – и вдруг оба линга принялись расти, раздуваясь изнутри! Толстые веревки с треском лопнули на запястьях; ободранная шерсть вздыбилась медными иглами. Линга вскочили на лапы и отпрыгнули назад, к самой границе внешнего круга. Никто не пытался остановить их: ни дур-бдаг, ни вороноголовые демоны, ни сам Железный господин. Впрочем, преступники и не собирались убегать. В их грудных клетках, которые стали уже шириною с сундук, что-то ворочалось и разгоралось, просвечивая сквозь кожу и шерсть, как сквозь промасленную бумагу. Вдруг линга припали к земле, опершись на все лапы, точно ящерицы, и широко распахнули пасти. Огонь хлынул из их глоток; шафраново-желтые клубы окутали тело бога, от рогов до пят, а линга все выплевывали и выплевывали потоки пламени. Я успел десять раз моргнуть и дважды облизать пересохшие губы – и только тогда их дыхание иссякло. Они упали на колени, обхватив лапами плечи и заходясь хриплым кашлем.

– Будьте вы все прокляты, – выдавила женщина, глядя исподлобья на притихший народ. Кожа на ее ноздрях и щеках полопалась и кровоточила; обгоревшая шерсть свернулась бурыми комьями, – вы и ваш господин…

– Убей! Уничтожь! – закричали в ответ.

Раскаленная докрасна булава упала на ее череп. Во все стороны брызнули кровь и мозг; та же участь постигла мужчину. Вспышка молнии озарила небо – и Железного господина, целого и невредимого. Снова заговорили почжуты:

– Суд совершен!

– Суд Закона!

– Возблагодарите Хозяина Закона!

– Возблагодарите того, кто держит весь мир!

И гром ударил следом.

От его грохота все мои потроха затряслись и сдвинулись с места, как лед по весне: желудок подскочил к горлу, сердце ушло в хвост, а печень уползла в череп. Стало так трудно дышать, будто чья-то невидимая лапа крала воздух прямо из-под носа. Легкие болезненно сжались, и рот наполнился горьким привкусом крови.

– Возьми! – просипел кто-то рядом. – Возьми мой дар!

– Возьми! Возьми! Прими эту жертву! – поддержали другие голоса. Вверх один за другим потянулись рукава, – синие, желтые, белые, зеленые, – как стебли, над которыми один за другим раскрывались бутоны ладоней. И все они протягивали что-то Железному господину – хотя все были пусты!

Еще одна лапа поднялась совсем рядом – это был Мардо. Я непонимающе уставился на дядю: он весь трясся, как от холода, глаза закатились, обнажив желтоватые белки, но губы раздвигала широкая улыбка. И тут я все понял. Совершившийся суд был не просто казнью трех преступников; это было явление Закона, поддерживающего ход всего мира; Закона, без которого все лишилось бы смысла и цели; Закона, который вершил Железный господин. Чувство великой благодарности захватило меня; нужно было отблагодарить лха хоть чем-нибудь! Но из пожитков у меня была только глиняная чашка для часуймы за пазухой. И тогда я вспомнил наставление Синей Гривы: если тебе нечего дать богам, ни масла, ни молока, ни даже горстки цапмы, представь, что подносишь им свою кровь и плоть, словно блюдо на пиру, – и это будет зачтено тебе в заслуги.