Мстислав, сражавшийся в первых рядах своих дружинников, не узнавал врагов, наседающих на галицкий полк. Это были совсем другие татары, не те, что бежали от русских полков в течение последних восьми дней. Эти татары и вооружением, и упорством в бою, и воинским умением разительно отличались от тех разрозненных татарских отрядов, которые так долго маячили перед головным русским полком, предпочитая перестрелку из луков открытой битве.
…Длинный блестящий меч Мстислава звенел и лязгал, сталкиваясь с кривыми татарскими саблями, обрушиваясь на круглые татарские щиты и металлические панцири. На копьях татар имелись специальные крючья, которыми они стаскивали галицких дружинников с седел. Один из таких крючьев дотянулся и до галицкого князя, зацепив его за плечо. Почувствовав резкую боль, Мстислав рванулся и едва не вылетел из седла. Зацепивший его мунгал оказался невероятно силен.
Подоспевший на выручку к князю Юрий Домамерич перерубил древко вражеского копья боевым топором. Мстислав освободил плечо от впившегося крюка и устало опустил меч. Боль в плече не утихала.
– Ох, княже! Угодили мы, как быки на бойню! – тяжело дыша, проговорил воевода. – К пешим полкам отходить надо, покуда не смяли нас татары. Не медли! Поворачивай дружину обратно к Калке!
Правота воеводы была столь очевидна, что Мстислав без раздумий отдал приказ об отступлении. Он еще надеялся вырвать победу у врага, но для этого нужно было конным русским дружинам соединиться со своей более многочисленной пешей ратью.
Весь трагизм создавшегося положения в полной мере мог оценить лишь смоленский князь, дружина которого волею случая оказалась на вершине холма, с которого прекрасно просматривались окрестные степи, испещренные впадинами и оврагами. Владимир Рюрикович не зря велел своим трубачам непрерывно подавать сигналы тревоги и общего сбора. Ему с высоты было хорошо видно, как бессмысленно мечутся по равнине разобщенные русские дружины в кольце татарских отрядов.
Конные полки князей таяли, как мартовский снег под полуденным солнцем, русские стяги падали наземь один за другим. Мунгалы подавляли русичей своей многочисленностью и организованностью. Было ясно, что еще час-другой такой неравной сечи – и дружины князей будут просто истреблены все поголовно. Кроме этого, смоленскому князю с вершины холма было видно, что тысячи и тысячи конных мунгалов обходят кипящую на равнине битву и мчатся дальше в сторону Калки с явным намерением обрушиться на отставшие пешие русские полки.
– Наше стояние здесь, на холме, совершенно бессмысленно! – раздраженно молвил Владимир Рюрикович своим воеводам. – Никто из князей не откликается на наши сигналы, все бьются с татарами порознь! У нас нет ни порядка, ни общего строя! Мунгалы просто иссекут все наше войско по частям! Куда смотрит Мстислав Удатный?
– Галицкий полк плотно окружен мунгалами, – промолвил воевода Премислав. – Мстиславу Удатному сейчас туговато приходится! Он, может, и разумеет, что положение наше дрянь, да не в силах что-либо изменить.
– Помочь бы Мстиславу Удатному, княже, – вставил боярин Смага. – Все наши полки с нехристями бьются, одни мы сидим тут как вороны на колокольне!
– Будь по-вашему, бояре, – проворчал Владимир Рюрикович, когда еще несколько воевод высказались в том же духе. – Идем на выручку к галичанам! Сотням построиться в виде трезубца. Стяги в центре. Я держу левое крыло, Премислав – правое. Смага будет в головной сотне.
