Хольгер потянул носом воздух. Пахло сыростью и травой.
– А по-моему, все в порядке, – сказал он. – Но о том, чтобы до темноты добраться до другого берега, нечего и мечтать.
– Мы можем вернуться, – предложил Карау.
– Ну уж нет! – фыркнул Хольгер. – Впрочем, если кому-то страшно…
Сарацин вспыхнул, едва удержавшись от ответа на оскорбление. Алианора поспешила вмешаться:
– Посмотрите, вон там, кажется, удобное и сухое место.
Мох под копытами лошадей хлюпал, как мокрая губка.
Алианора указывала на огромный мшистый валун с плоской верхушкой, покрытой сверху тонким слоем дерна. В центре ветвился сухой кустарник – вполне подходящее топливо для костра.
– Как будто специально для нас приготовлено, – сказала Алианора.
Через несколько минут, разнуздав лошадей, Хольгер и Карау принялись за выкладывание магического круга, а Хуги, вооружившись топором, затеял войну с кустарником. Полнеба было охвачено пламенем заката. Алианора раздула костер и вскочила на ноги.
– Пусть разгорается. Я пока пойду заброшу удочки.
– Нет, прошу тебя, останься. – Карау сидел на земле, скрестив ноги и подняв на нее глаза. Каким-то чудом его живописный наряд, несмотря на все тяготы путешествия, сохранял свою первозданную чистоту и элегантность.
– Ты не хочешь свежей рыбы на завтрак?
– Разумеется, хочу. Но что такое гастрономическое удовольствие по сравнению с тем наслаждением, которое дарит тебе присутствие красоты?
Девушка вспыхнула.
– Но я… – замялась она, – не очень понимаю тебя…
– Присядь. – Он похлопал по земле ладонью. – В меру своего скромного поэтического таланта я постараюсь тебе все объяснить.
Она вопросительно взглянула на Хольгера. Тот стиснул зубы и отвернулся.
– Я сам заброшу удочки! – буркнул он и, схватив снасти, слетел со скалы и зашагал к камышам.
От желания оглянуться у него заболела шея. К тому времени, когда камыши скрыли их от него, его башмаки и штаны были мокры насквозь.
«Перестань скулить, – уговаривал он себя. – Ты один виноват в том, что Алианора попала в силки этого прохвоста. Разве не ты оттолкнул ее?»
Но беда была в том, что иначе он поступить не мог. Судьба играла им, как котенком.
«Посмотри на себя! – с презрением шептал он. – Ты весь пропах потом и измазался грязью. Сарацин просто денди рядом с тобой. И нет ничего удивительного, что Алианора… К черту! Почему я должен страдать? Наоборот, прекрасно, что нашелся наконец тот, кто поможет тебе избавиться от ее любви. Проклятый камыш!»
Он яростно рубил камыши ножом. Меч он оставил в лагере. В зеркале озера отражались черные скалы и пурпурный закат, бледный месяц и первая звездочка рядом с ним. Камыши волновались и что-то шептали. С гнилой коряги, прибившейся к берегу, плюхнулась в воду семейка лягушек. Хольгер разложил на коряге удочки и стал наживлять на крючки ломтики солонины.
Ему было холодно, замерзшие пальцы плохо слушались. Сгустившиеся сумерки заставляли напрягать зрение.
«А ведь я мог бы сейчас блаженствовать на Авалоне, – вдруг подумал он. – Или, на худой конец, в холме эльфов. Неужели эта дева-лебедь действительно так наивна, чтобы не понимать, к чему может привести привычка разгуливать перед мужчиной почти нагишом? Черт бы побрал всех женщин на свете! Они годятся только для одного. Меривен, по крайней мере, осознавала это».
Рука дрогнула, и крючок впился в палец. Он вырвал его и разразился бешеной бранью.
За его спиной послышался смех. Он вздрогнул, обернулся и увидел перед собой обнаженную женщину. Он не успел ничего понять, как вокруг его шеи обвились нежные руки, силы оставили его, и он начал куда-то проваливаться. И воды озера сомкнулись над его головой.
