Три сестры и Васька - страница 12
– Всё выше, и выше, и выше стремим мы полёт наших птиц.
– Слезай, загниголовая, – не строго звала бабушка, – обедать пора.
– Не-а, – откликалась Васька. – Я есть не хочу, – и горланила другую отцовскую песню. – Я моряк – красивый сам собою, мине от роду двадцать лет.
Однажды пожаловали в Зачернушку мать с Таней, Жанкой и Светкой. Увидев Ваську на дереве, Анфиса Семёновна ужаснулась, закрыла ладонью глаза:
– Слезай сейчас же, стрекоза несчастная. Слезай! У меня от страха за тебя сердце заливает.
– Не-а.
– Слезай! Я тебе приказываю. Уши надеру, – пригрозила мать..
– Я боюсь слезать. Ветер, – притворилась Васька, показывая, что ей и вправду боязно спускаться. А сама стала звать сестёр: – Танька, Жанка, Светка, лезьте сюда. Здесь так здорово. Так далеко всё видать.
– Чо мы дуры? – откликнулась старшая, самая спокойная и разумная из сестёр Таня.
И Жанка со Светкой притворились рассудительными девочками, которые всякими глупостями не занимаются. А Васька знала, что они попросту трусят взбираться по дереву, где так мало толстых сучьев. А тонкие могут обломиться. Сорвёшься – костей не соберёшь. А Ваське что? Она как обезьяна лазает.
В Зачернушке встречала Васька мать и сестёр как хозяйка. Она всё тут знала. Удивляла их тем, что доподлинно было ей известно, где водятся белые грибы, а где можно набрать красноголовиков, подосиновиков или маслят. Махонькие красноголовики – сплошное умиление – младенчики, а уже всё у них по форме – нарядный красный плюшевый колпачок, ножка строевая. Раз – и в корзину.
– Да откуда ты всё узнала? – удивлялась Анфиса Семёновна.
– Я ведь здесь сиднем не сижу, – по-бабушкиному резонно объясняла Васька. – Скоро вот рыжики-колосовики выскочат, приходите, а лучше на тракторе с папой приезжайте, там одна водороина есть, в кедах не пройти.
Красивая, добрая деревня Зачернушка – не чета другим. В этом убедилась Васька, когда под осень свозила мать её и Жанну на свою родину в Немский район к тётке Фетинье, у которой мать воспитывалась и росла, потому что родители умерли очень рано.
Деревенька Гребёнки – всего два дома. По словам тётки Фетиньи, «вычесала» жизнь эти Гребёнки начисто. И вообще собираются её сковырнуть, поскольку живёт тут вредная старуха Фетинья.
Маленькая, чёрненькая, юркая, как жучок-жужелица, тётка дымила папиросами «Беломор», говорила хриплым голосом. То и дело раздавался стук оградного кольца о двери, и тётка Фетинья уходила в клеть разговаривать с какими-то людьми. Оказывается, занималась Фетинья знахарским ремеслом – лечила от «порчи да корчи». Несли ей младенцев пупики заговаривать, потому что «грызла» их грыжа. Сами женщины шли с грудницей или насчёт бесплодья. И даже мужики стеснительно топтались около дверей ограды. Тётка Фетинья всем обещала помочь, говоря:
– С молитвой да приговором, даст бог, поправишься.
На дверях избы, под окошками и даже на калитке были углём нарисованы кресты.
– Это чтоб черти не копились, – объяснила Фетинья. Васька оглядывалась, где эти черти с хвостами. Жанка сказала, что она видела чёрта в книге «Ночь перед рождеством». Так там он, чёрт, не только с хвостом, но и с рогами. Забавный такой. Даже луну обнял.
На тёткином столе царствовал огромный жёлтый самовар. В деревянном блюде сушки, печенье, конфеты. Вот и занималась они тем, что пили травяной чай с этим припасом да с мёдом и бегали окунуться на безымянную речку, маленькую, не чета Вятке.