Три сестры и Васька - страница 2

– Ты разве не спишь? Я ведь тихо зашла, – отозвалась бабушка.

– Я давно не сплю. Кто музыку придумал?

– Ну кто-кто… Сама, наверно, придумалась. Сколько народу-то до нас жило. Все пели-играли. Может, поначалу не больно и хорошо, а потом уже навострились, гусли придумали, балалайку, бубен с колокольцами.

– А летняя музыка отличается от зимней?

– Ну, уж не знаю, – озадачилась бабушка. – Шумы-то летние, конечно, отличаются от зимних. Зачем тебе это? Иди давай, выдумная, умывайся да ести садись.

А Ваське вылезать из постели не хотелось, ждала, чтоб опять эта музыка счастливого утра повторилась.

Настоящий весёлый музыкальный праздник наступал, когда приезжал в Зачернушку отец, чтобы молоко забрать на продажу, дочку проведать. Конечно, гостинцы привозил: игрушку деревянную с курочками, которые клюют, физкультурника (этот крутится на перекладине), сладости разные: конфеты, пряник большой или ромовую бабу.

От отца пахло соляркой и бензином. Кто-то морщился, а Ваське казался этот запах приятным. От отца ведь он идёт. А кто как не он больше всех любит Ваську.

– Заскрёбышек ты мой, – скажет отец, прижмёт к себе, и такая ласка вовсе утеплит у Васьки сердце. Прижмётся к отцу: «Папка мой!».

Самым завлекательным было во время этих приездов, когда снимал отец со шкафа завёрнутую в старый выцветший полушалок свою подружку по гулянкам – деревенскую гармонь и трогал лады. Васька замирала, глядя, как пальцы отца мельтешат на кнопочках. Чудо! Она сразу веселела, глаза искрились от радости. А отец, напустив на лицо отрешённый хмуроватый серьёз, рассыпал такую горошистую дробь, что Васька начинала прыгать и метаться, не зная, куда веселье девать.

Заслышав гармонные переборы, сбредалось в Лукерьин дом зачернушкинское старичьё. Будто бы по нужде. Одной вдруг приспичило пачку соли взаймы взять. Капусту-де квасила, другой понадобилась газетка с телепрограммой, чтоб узнать, когда ненаглядный сериал казать станут? А на самом деле всем хотелось Ивановой игре порадоваться. Никто эдак-то заливисто да задорно теперь не играет.

Первой явилась Дарья Кочерыга, крупная шумная старуха.

– Ой, лико кого господь послал, – обрадовалась баба Луша.

– Ветром принесло, – откликнулась Дарья.

Прямолинейна и решительна в суждениях шумная старуха Дарья Кочерыга. Кочерыга – это не фамилия, а прозвище. В Зачернушке почти все ходили с прозвищами, приобретёнными ещё дедами. Кочерыгами, наверное, называли Дарьину семью потому, что у её деда была любимая приговорка: «ядрёна кочерыжка». Кочерыжку произвели в кочерыгу. У бабушки Луши было собственное прозвище Бригадирка. Видно, и правда когда-то бригадирила в Зачернушке. Тогда деревня большая была, жили в ней Свистуны, Зяблики, Сверчки, Голопяты, но об этих кличках помнили только самые пожилые. К примеру, Акулина Арефьевна-Сибирка. Видно, когда-то уезжала в Сибирь, да вернулась обратно на родину.

В полукаменном доме жила малоразговорчивая Дуня Косая – одноглазая высокая старуха.

Бабушка Луша рассказывала, что девой ещё в войну работала Дуня «на химии». На лесном заводике добывали девки-подростки древесный уголь, гнали из пенья скипидар, а из бересты курили дёготь. Смолу-серу собирали с ёлок. Малолетками, конечно, были, а работа взрослая, мужицкая, к примеру, пни корчевать. Иной попадётся гагаристый, ничем его из земли не выкорчуешь. Подрубали коренья, а потом подводили вагу и ну на неё жать да давить. А пень-то вцепился в землю – не сдаётся. Опять его подрубай. И опять вагу-жердь подводи да пляши на ней. Вылетит пень из земли – всех девок разметёт в стороны.