Три судьбы. Часть 2. Нежить - страница 7
– Фууу, Маш. Ненавижу я эти танцы, честное слово. Никогда не научусь. Придумали ерунду эту, лучше б делом занимались.
Маша тихонько улыбалась, ей так хорошо было идти по хрусткому, только выпавшему снегу, слушать этого рыжего медвежонка и крепко, надёжно держаться за его руку.
До Машиного дома осталось пройти только узкий, тёмный переулок, и тут, от чёрных покосившихся ворот брошенного дома отделилась какая-то огромная, сутулая тень…
Глава 8. Нападение
Темная тень простояла, как будто в нерешительности, потом стала размножаться – сначала от неё отпочковалась одна, мелкая, вихрастая, с обезьянне длинными руками и кривыми ногами, а потом и вторая – большая, плечистая, с болтающимися ушами мохнатой шапки. Маша почувствовала опасность, у неё так бывало всегда – натянется внутри стальная пружина, упрется острым краем в горло, и тело её враз становится чужим, упругим, сильным, как будто его взводят, как курок, остаётся только нажать спусковой крючок и цели не будет пощады.
Димка нахохлился, отодвинул Машу в сторону, прикрыл собой, расправил плечи, пробубнил басом, угрожающе.
– Вам чего надо. Проходи, не лезь, не замай.
Первая тень материализовалась, из нее проявился хлыщ Васек, живущий в соседней деревне, давно выпертый из школы, мотаюшийся по окрестным селам и, по слухам, приворовывающий, что где плохо лежит. Он подошёл ближе, не спеша закурил, по блатному прикрыв ладонью беломорину, сплюнул Димке под ноги, процедил бабьим, но уже прокуренным голоском
– Ты, пацан, пришлый здесь. Многого не знаешь. Так иди куда шёл. Нам девку токмо свою отдай, покумекать с ней просили. По хорошему. Не дура, так поймёт.
Он с силой толкнул Димку в сторону, от неожиданности парень отлетел, ударился об старое, мощное бревно ворот и на секунду потерял ориентацию в пространстве.
Васек цепко схватил Машу за воротник шубы, перехватил шарф, обмотав его вокруг кисти, и потащил в темноту к своим дружкам, топтавшимся в темном углу. Димка моментально пришёл в себя, набычился, с разгону врезался в жёсткую, сутулую спину великовозрастного дебила, да так, что сбил его с ног. Маша от рывка упала на колени, попав на острый камешек, торчащий из под снега, взвыла от боли и, как в замедленном кино, перед ней проплывали страшные кадры. Вот, одним ударом ногой в живот здоровенный жлоб сбил Димку с ног, мелкая обезьяна прыгнула на него сверху, вцепилась в плечи и начала бить головой об снег, а Васек, поднявшись, стряхивал что-то невидимое со штанов, что-то сипел и тянул руку в карман клочкастого полушубка.
И тут кто-то нажал тот самый спусковой крючок в теле Маши, действия, которого она боялась даже сама. Разом превратившись в натянутую струну, чувствуя, как нездешняя, страшная ярость волной накатывает на неё изнутри, захлестнув сознание, она сдернула шапку, высвободив свою черную, густую гриву, и шагнула вперед.
Васек, увидев прямо перед собой бледное, светящееся в темноте лицо с горящими белым пламенем глазами и с оскаленным ртом, отпрянул, споткнулся об ноги, лежащего на земле Димки и упал бы навзничь, если бы его не подхватил Генка, это был именно он, вечный дурной спутник Лизки. Маша уже не владела своей яростью, резко выбросив вперёд руки со скрюченными пальцами, она сжала их в кулак, так, как будто впивалась ногтями в мякоть чего-то сочного, податливого, и рванула их на себя. Генка хрюкнул, дёрнулся, захлебнулся слюной, водопадом ринувшейся из его раззявленного рта, схватился за горло и начал заваливаться вперёд, с хрипом, как будто его душили. Мелкий попытался кинуться к нему на помощь, но Маша хлестко ударила краем ладони по воздуху, и парень, отлетев на полметра, свалил ветхий плетень и пропал среди колючих веток, сплошь заросшего терновником двора.