Тут они берутся за руки, и Рагнар, по обычаю, скрепляет спор ударом рукоятки меча.
Харальд поднимается и говорит:
– Идем.
– Куда? – спрашивает Чудин.
– Или ты думал, – говорит Харальд, – что Харальд, сын Сигурда, привык откладывать дела надолго?
Чудин говорит:
– Отложим хоть до утра, не след мне, начальнику стражи, тревожить князя ночью.
Харальд засмеялся и сказал вису:
– В страхе кипящего моря,
Одина гнева в страхе
Станет ли боязливый
В бою источающим стрелы?
– Что ж, – говорит в ответ Чудин. – Раз на то пошло – идем. Но пусть и Рагнар, свидетель, идет с нами.
Рагнар говорит:
– А не достаточно ли того, что я скрепил мечом ваш спор?
Тогда Чудин смеется:
– Вот и видно, кто в кипящем море стрел не источает.
Рагнар говорит:
– Иду.
– Не дело вы затеяли, – говорит Ульв одноглазый, и многие русские говорят то же, но их уже не слышат, и все трое покидают гридницу.
Они идут по дворцу конунга, где светло от факелов, – и никто их не останавливает, потому что конунга охраняют варяги Харальда, над которыми Чудин – начальник.
И вот они подходят к спальне конунга и видят, что там горит свет и конунг сидит в простом облачении у стола и читает святую книгу Евангелие. И конунг с удивлением поднимает на них глаза и видит перед собою Харальда и начальника своей стражи Чудина. Рагнар же, едва войдя, спрятался за полог возле двери, и его конунг не увидел.
Конунг спрашивает:
– Не печенеги ли вдруг осадили Киев и вы пришли сообщить мне об этом?
– Печенегов я разогнал весною, – отвечает Харальд, – и тебе известно, конунг, что они больше не вернутся.
– Тогда что же? – спрашивает конунг.
– А то, светлый конунг, что я, Харальд, сын Сигурда, брат Олава, пришел просить у тебя руки твоей дочери Эллисив.
Чудин при том глаза закрыл и перекрестился. Конунг молчит, а потом говорит:
– Просят руку и сердце.
Харальд отвечает:
– Сердце твоей жены и госпожи нашей Ингигерд принадлежало другому, когда ты взял ее в жены.
Такие слова не пришлись по душе Ярислейву, потому что все на Руси и на Севере знали, что Ингигерд любила не хромого Ярислейва, а Олава, брата Харальда. Конунг сдвинул брови и говорит:
– За Ингигерд я дал в вено Ладогу. Что ты можешь дать мне, Харальд, сын Сигурда, брат Олава, за Елизавету, кроме громкого имени?
Харальд говорит:
– Не так уж мало.
Конунг говорит:
– Из имени шапки не сошьешь.
– Я дам за Эллисив такое, – заявляет Харальд, – чего тебе не снилось!
– Это что же? – говорит конунг.
– Увидишь, – отвечает Харальд.
– Будет дело – будет и слово. – И конунг вновь обращается к святой книге.
Тут Чудин потянул Харальда за руку и говорит тихо:
– Уйдем подобру, Харальд, а что до спора, то я уже забыл о нем.
Но кровь, разогретая вином, бушует в Харальде, он не хочет уходить, вырывается и кричит:
– Запомни, Ярислейв, мои слова: я мир переверну, а от Эллисив не отступлюсь!
Конунг отвечает, не оборачиваясь:
– Упорство украшает воина.
Харальд хотел еще говорить, но вино, укрепляющее язык, как известно, ослабляет тело, и Чудин наконец выволок его из спальни. И только они ушли, Рагнар вышел из-за полога и, представ перед конунгом как человек спешивший, говорит:
– Я услышал голоса и прибежал. Что случилось?
Тут в сенях страшный грохот раздался – это Харальд и Чудин упали с лестницы.
Конунг покачал головой и говорит:
– Сдается мне, что после пира дружина останется без ярла, а стража – без начальника.
– Много бед от вина, – говорит Рагнар. – Кто же проверит часовых и разведет ночные дозоры?
