Заскакивая к нему на гулянки, я любил незаметно поставить в холодильник или другое потайное место бутылку, отвлекая внимание всех гостей какими-нибудь дешёвыми показушными трюками.
Когда допивался последний стаканчик, все безнадёжно выворачивали пустые карманы и недовольно смотрели на того, на ком она закончилась: по неписаному закону, именно он должен бежать за продолжением.
Я терпеливо выжидал, пока всеобщее уныние не достигнет апогея, и, вдоволь насладившись муками несчастных жертв, громко восклицал:
– А так ли нам надо сегодня нажраться?
– Надо! – дружно отвечал хор.
Тогда я подходил к своему «тайничку» и делал несколько магических пассов:
– Заклинаю тебя, Мефистофель! Пришли нам водки с твоего света!
Потом я изображал смятение на лице, показывая жестами, что я смертельно утомился от этих связей с «астральной энергией».
Хозяин открывал свой холодильник – и с изумлением доставал оттуда «подарок из Ада».
Не всегда это сопровождалось овациями: один раз мне набили морду за вызов скорой помощи для особо впечатлительной зрительницы.
После того случая меня стали обыскивать на входе, осеняя крёстным знамением.
От водки же никто никогда не отказывался: прислал её Ангел или Дьявол – всем было по барабану!
* * *
На входе на его этаж стояла монументальная железная дверь без замочной скважины, кодового замка или звонка.
Как попасть туда?
«Элементарно, Ватсон! Припёрся к кому-то в гости – вот и звони им по мобильному. Могут и впустить, если ещё не спят!»
Когда-то там был обыкновенный замок, но его скважину постоянно засоряли жвачкой и бычками местные хулиганы, поэтому это отверстие накрыли металлической пластиной, заварили её намертво и поставили кодовый замок.
Через две недели код знали все знакомые знакомых в радиусе десяти километров, и его тоже убрали.
Я видывал двери и поинтереснее.
В квартире пятиэтажной «хрущёвки» поселились «сквоттеры». Их дверь с обивкой из кожзаменителя внешне ничем не отличалась от соседских.
Пока я курил, ожидая хозяина, на лестничной площадке появился бомж.
Он был в «сомнамбуле», и не обратил на меня внимания. Передвигаясь на «автопилоте», он не стал доставать ключи, а стал на коленки, откинул вверх нижнюю треть двери, будто она была на шарнире, и прополз понизу внутрь.
Когда он закрыл эту створку за собой, снаружи дверь опять выглядела плотно запертой.
* * *
– Привет, иноземец! – кивнул мне Йен, отворяя этот «монумент».
– Салют, абориген! – парировал я.
В разговоре мы постоянно переходили с одного языка на другой.
Именно он в своё время обучил меня государственному языку, но не официальному, канцелярскому, а настоящему, разговорному, со всеми его своеобразными шутками и прибаутками.
Мы пошли по длинному коридору.
На давно некрашеной двери висела табличка:
«Прежде, чем постучаться, спроси себя: действительно ли ты нужен здесь?»
Там обитал композитор, который уже четыре года корпел над оперой «Явление Девы Марии Президенту Республики».
Сразу же после премьеры он намеревался существенно поправить материальное положение, но с момента написания увертюры поменялось всё: и Президент, и его окружение, и международная обстановка.
Бедному музыканту пришлось менять все арии: ведущая партия вместо хриплого баса теперь принадлежала колоратурному сопрано, а пост Министра Обороны занимал уже мужчина, и Творцу приходилось переписывать всё заново!
Ему было жизненно необходимо дописать последнюю ноту хотя бы за полгода до новых выборов, поэтому он вылезал наружу только ради покупок съестного и отправления естественных потребностей.
