Три жизни (сборник) - страница 30

О! – «А что? – вдруг молнией озарило: – Поехать как раз в сентябре, в самом начале – искать по школам! Это, чёрт меня подери, реально! Ну-ка, ну-ка, шельма!» Я тут же, бурно ворочаясь в постели от неимоверного прилива сил, с жадностью прикинул план осуществленья. Итак – в начале сентября, отпуск за свой счёт на неделю – это первое. Второе: как-то раздобыть достаточную сумму для поездки. Третье: полное инкогнито, на работе – отпуск по семейным обстоятельствам, для всех остальных – командировка. Всё прочее мелочи – по ходу дел… Спасение! Неужели, не-у-же-ли! И всего-то, что, собственно, только и возможно по этой идее, – стоять одаль, смотреть весь приход в школу или уход после уроков… Теперь, с этой сверкнувшей мыслью, я обрёл способность нормально действовать, я задышал! – я ожил!

Днём, возвращённый в карусель всего удручающе прежнего, только этой осенившей меня мыслью я и держался, хотя в гнетущем накате старых общений и дел работы, сразу поставивших меня «в строй», идея эта казалась хрупка, призрачна. Более того: здесь, в Москве, вообще было странно, что есть Тольятти – не о котором говорят и пишут, а Тольятти, в котором сошла она; есть тихая Фёдоровка, а за плотиной, на том берегу в дымчато-зелёном раз-двиге гор, как он виден от Речного вокзала, – сонный Жигулёвск… А Затон с его девицами, а ароматы волжские, пески, раздолье берегов!.. Прямо странно. Всё здесь продолжалось так, как будто никуда я не уезжал, а лишь фантастически прогаллюцинировал.

Но вечером, в желанной домашней уединённости, идея моя опять стала жизненной, близкой, волнующе надёжной, она налилась соком веры. Весь вечер я воодушевлённо торжествовал: «До чего гениально просто – искать по школам! Нет, это.., чёрт знает, какое-то наитие свыше. И ведь как мудро!.. Сократите!.. Это ж беспроигрышный метод! Метод единственный, в конце концов, провалиться мне на этом месте! Теперь мне сам чёрт, ха-ха!.. эй, где ты там, ты мне не брат, слышишь! Не будешь меня водить за нос. Ибо сказано: ищите и обрящете. И да будет так!»… Только бы эта жизнь шебутная, захватная, не выветрила веру в мою идею, не занесла временем самую необходимость её осуществления. Это предательское время, которое «лечит»? Пуще всего я страшился теперь его «леченья» – его заглушающего грубостью и глупостью повседневья.

Уже на другой день возникла обеспокоенность – именно тем, что я успокоился. И не во времени ещё тут дело – в инерции самой идеи. От сознания совершенной реальности задуманного мрачная немогота отхлынула и… унесла с собой постоянную мою обращённость к девочке. За отвлечёнными делами я стал реже и рассеянней думать о ней – и стал слепнуть на её облик, заметил, что размываются её черты. И чем пристальней пытаюсь их снова представить, тем нарочно искажённее они становятся в неразвейном тумане. Я запретил себе насиловать память восстановлением каждой чёрточки, а представлять как представляется, пусть неясно, но верно в целом. Безусловно, при встрече-то я узнал бы её, и не только сейчас – узнаю и в сентябре, и через полгода. И пусть за день я поневоле закручивался жизнью окружающей, сиюминутной, пусть видел бессчётное множество лиц, всё неразличимее стирающих её лицо – зато мой вечер. Вот когда я возносился к ней в одиноких своих воспоминаниях, в мечтах о поездке, о встрече. Воспоминания живились новыми нюансами, ранее не уловленными, не осмысленными; думы о поездке рождали много мелких вопросов и неясностей, которые я тут же с энтузиазмом принимался разрешать…