— Люди обычно не едят сырое мясо, — Йован разочарованно чешет бороду. — Вот они и изгаляются с тестом и прочим.
— Она съест, — хрипит Горан.
— Проблюется еще, — Урош кривится.
— А могу какую-нибудь дрянь подхватить…
— Медведь молодой и здоровый… — Горан сжимает и разжимает кулаки, — был.
— Может, — я слабо улыбаюсь, — мишутку… — я сглатываю ком тошноты, — его части хотя бы поджарить?
— Она над нами издевается, — ноздри Горана раздуваются от ярости.
— Или запечь? — тихо предлагаю я.
— Я ни разу не видел, чтобы люди ели сырое мясо, — резонно говорит Урош и со смешком добавляет. — Даже по праздникам.
— Едят, — Йован оглаживает бороду, — но тонкими ломтиками или фаршем. И совсем немного.
— И не медведя, — сипло шепчу я, — а сертифицированную говядину.
— Ты просила медведя, а не корову, — утробно урчит Горан. — Ешь.
Я перевожу взгляд на камин, в котором тлеют и потрескивают угли, а затем смотрю на Горана:
— Я просила медведя и я его продегустирую, но не сырого.
Вау. И откуда во мне столько бесстрашия и спокойствия? Пиво заговорило? Трезвой я бы, наверное, расплакалась, а тут стерва прорезалась. Я встаю под тяжелыми и темными взглядами, и члены синхронно вздрагивают под сдавленные выдохи.
— Мне нужен для начала нож, господа.
— Вот сука, — порыкивает Горан и шагает к комоду.
Зря я тяну время. Тот же Горан, когда доберется до меня, живого места не оставит.
— И сковорода.
— Нет у меня сковороды, — Горан выдвигает ящик комода и через секунду шагает ко мне со складным ножом, чья рукоять украшена белой костью. Вручает мне его и опять рычит. — Ты зря нас дразнишь, милая Мила.
— Я не в состоянии переварить сырое мясо. У меня желудок слабый, — я с щелчком раскрываю нож.
Пырнуть его, что ли? Нет, нельзя. Я должна быть осторожной, а не идти на поводу страха. Напоминаю себе, что медведю вырвали язык, сердце и почки, и ни на одном из моих пленителей нет ни царапины. Я шмыгаю и опускаюсь перед столиком на колени. Беру пустую пивную банку и с жутким скрежетом спиливаю верхушку, дно и режу жестяной цилиндр. Аккуратно распрямляю его в лист.
— Что ты делаешь? — глухо интересуется Йован.
— Сковороды ведь у меня нет, — тянусь к другой пустой банке и повторяю с ней те же манипуляции.
Рассаживаются в кресла и угрюмо смотрят на меня.
— Давай ты, — Урош сжимает подлокотники, — просто побежишь, а? И не машину угонишь, а ножками топ-топ?
Сосредоточенно режу третью банку, а потом и четвертую.
— Упрямая, — одобрительно посмеивается Йован. — И хитрая.
— А толку? — Горан откидывается и ноги вытягивает, бесстыдно почесывая заросли на лобке.
— Вон как мы ее охаживаем, — Йован пропускает волосы через пальцы и массирует голову. — Как ни одну другую сучку.
Заглядываю под стол и подхватываю пятую банку, в которой плещутся остатки пива. Я опрокидываю в себя теплое пойло и протыкаю тонкую стенку острием ножа.
— Люди забавные, — задумчиво изрекает Урош. — Одно удовольствие за ними наблюдать.
Я поднимаю на него взгляд:
— Ты так говоришь, будто сам не человек.
— А я и не человек, — он с превосходством ухмыляется. — Да ты и сама уже все поняла. Разве нет, милая Мила?
— Это только догадки, — я облизываю пересохшие губы. — И я хочу услышать от вас, кто вы такие.
9. Глава 9
Урош одаривает меня кривой ухмылкой и вскидывает голову к потолку. Воздух вибрирует от его утробного воя. К нему присоединяются Йован и Горан, и я тону в их густой волчьей песни. Комната плывет перед глазами, сердце леденеет, и я зажмуриваюсь, опустив лицо. Руки трясутся, меня рвет на части от желания вскочить и побежать прочь от чудовищ, что лишь притворяются людьми.
