Как будто два призрачных крыла постепенно уплотнялись со стороны кормы, не позволяя золотому шару «Эпиметея» оторваться, но и не приближаясь в достаточной степени, чтобы приборы астростанции могли собрать о преследователе хоть какую-нибудь существенную информацию.
«Доктор? Доктор Ламарк!»
Да что ж такое, его вечно не дозовёшься.
«Ну чего?»
«Кто-нибудь пробовал посчитать поля вероятности, он же явно по какой-то выборке скачет туда-сюда».
«А ты уже поди решил, что это что-то разумное?»
«Конечно разумное, какие могут быть варианты?»
«Или перед нами некие хитрые эхо-импульсы от того самого фокуса, да даже тупо сбой в программе слежения».
«Вы бы по такой ерунде меня не будили, могли бы и со сменщиком, да, вон, с Рабадом всё порешать».
«А тебе что, самому уже не интересно?»
Ковальский снова почувствовал, что злится.
«Не говорите ерунды, вы наверняка уже посчитали всю статистику и нащупали там какой-то сигнал. Довольно темнить, доктор, рассказывайте уже как есть».
«А ты у нас нетерпеливый, да?»
«Со временем как-то становишься».
От злости даже башка немного отпустила и боль в рёбрах ушла на второй план.
«Ладно. Эту штуку навигаторы заметили случайно, когда уточняли текущие координаты по одному из пульсаров. Повезло. Cбой в частоте секундного маяка уж больно бросается в глаза. В общем, с тех пор и следим, что бы это ни было, оно делает всё, чтобы мы его не заметили. Появляется в случайной точке пространства и преследует нас, как прибитое».
«Что бы это могло быть?»
«Этого мы не знаем, и квол молчит».
Молчаливый квол, звучало не очень позитивно.
«Нужно попробовать эту штуку целенаправленно пронаблюдать, на борту астростанции достаточно приборов, чтобы ободрать любой источник сигнала, как оболочку со сверхновой».
Не очень удачная аналогия, учитывая печальную судьбу Альционы D и её товарок.
«Пробовали. Всё время мажем».
«Но некая система в этих эволюциях имеется, не знаю, разложите это всё на гармоники, получите аналитическую функцию».
В ответ раздалась череда невнятных ругательств.
«Думаешь, самый умный? Да мы тут уже до аппроксимации дзета-функцией дошли, сплошная ерунда, такое ощущение, что с каждым следующим событием используется новая функция плотности вероятности, но так хитро, чтобы все предыдущие события её не нарушали».
На этом месте у Ковальского отчаянно начало стучать в висках.
«Довольно, доктор, я уловил мысль, вы все умные, я дурак. Можете теперь меня отсюда извлечь?»
«Ты уверен, астрогатор? Я же вижу по биосенсорам, как у тебя давление скачет».
«Доставайте, доктор, и бросайте делать вид, что вам не плевать на моё самочувствие».
Ворча себе под нос что-то нелицеприятное, Ламарк принялся колупаться в потрохах строптивой биокапсулы. Однако та, потрепыхавшись и попрепиравшись, всё-таки в итоге сдалась.
Полилась по венам какая-то финальная премедикация, щекотными каплями стёк по коже остаток геля, как всегда резко, без предупреждения, забулькало в горле отсосом заполнявшей лёгкие фторорганики, последними отщёлкнулись фиксирующие руки-ноги браслеты, чтобы уже секунду спустя вывалить липкое туловище Ковальского на скользкий пол «прозекторской», как её про себя называли за белые стены и резкий свет.
В зрачки тут же впилась боль, каждый раз при пробуждении его преследовала трёпаная светобоязнь.
Ковальский вслепую, на ощупь замотался в паутинку одноразовой простыни, прошёл пару шагов наугад. Ага. Санитарный бокс чуть правее.
