И лишь под благодатным душем немного пришёл в себя. Уф. Льющаяся с небес вода, омывая его, словно бы уносила с собой и этот звон в ушах, и эту предательскую слабость в конечностях.
Какое счастье, что он астрогатор, а не какая-нибудь «консерва» из числа бойцов майора Томлина. «Эпиметей» был невероятно комфортным кораблём, уровень удобств, доставшихся Ковальскому за просто так, по роду занятий, для флота был очень неплохим, а для многих так и вовсе недостижимым. Нет, конечно, гигантские каргокрафты или новейшие флагшипы эскадренного класса могли похвастаться и вовсе невозможной роскошью в распоряжении экипажа, но нам и того довольно, что имеем.
За едва прикрытой створкой люка, разумеется, уже маячил лично доктор Ламарк, а за спиной у него, ещё более разумеется, паслось трое наиболее приближенных к телу постдоков, готовых начать немедленно конспектировать многомудрые речи своего научного руководителя. И чего они его только терпят?
Ковальский молча застегнул комбинезон кабинсьюта на последние липучки и так же молча проследовал круговой галереей в сторону навигационной рубки.
Внутри царил полумрак и кто-то вполголоса разговаривал, однако Ковальский, не обращая внимания на посторонних, побрёл к своему ложементу, чтобы побыстрее туда увалиться. Уф. Ноги еле держат.
– Астрогатор Ковальский?
Голос был смутно знакомый. А, ну да. Стандартная ротация смен не предполагала, что они будут в экспедиции так уж часто сталкиваться лицом к лицу.
– Астрогатор Рабад. Я одолжу у вас контроль на минуточку?
– Да, конечно.
– Благодарю.
А вот и статистика наблюдений за горизонтом. Господа мозголомы очень башковитые, но не слишком владеют материальной частью.
– Доктор Ламарк?
– Я здесь, астрогатор.
– Смотрите, «Эпиметей» в своей базовой функции – всё-таки астростанция. Но в недрах фотосферы нет особого смысла использовать детекторы оптического спектра, хоть узконаправленные, хоть широкоугольные, на которые опирались вы. При этом автоматикой станции в режиме реального времени обсчитываются коронарные поля, в основном гравитационное, магнитное и нейтринные каскады. Разрешающая способность тут большая не нужна, а вот скорость реакции – совсем другое дело.
С этими словами Ковальский отмотал логи до последнего отмеченного в оптике события и продемонстрировал всем собравшимся.
– Вот, за три микросекунды до события. Видите «медузу»? У нас на самом деле полно времени, чтобы навести туда оптику и всё чинно отфотометрировать.
С довольным видом Ковальский откинулся в ложементе и принялся сипло дышать, приходя в себя. Последняя тирада отняла у него последние силы.
Между тем доктор Ламарк вздохнул, глядя на сжавшегося в комок под его тяжёлым взглядом Рабада, после чего снова обернулся к Ковальскому.
– Что ж, не зря вы к нам с коллегами присоединились. Осталось запрограммировать триггер на событие и ждать.
– А зачем ждать? Мы его спровоцируем!
Все молчали. И тогда Ковальский, выдержав драматическую паузу, с довольным видом подытожил:
– Если я прав, и эта тварь разумная, то стоит нам резко сменить курс, она тут же покажется.
Ламарк сощурился, но сходу спорить не стал.
– Подождите здесь, я проконсультируюсь с майором.
Ковальский про него совсем позабыл. Интересно, как Томлин столько держится, его-то сменить было некому. Впрочем, по идее, «консервы» могут полноценно спать минут по пятнадцать, тут же возвращаясь в строй в случае необходимости. Вот и пускай его просыпается.
