Тридцать три ненастья - страница 62
За всю дорогу домой мы с Василием ни разу не поругались.
Рисунки по памяти
Записки форточника
Собственно, записок таких нет. Могли быть, но их нет.
А вот форточник был. Звали его Рубен Карапетян. Худощавый красавец армянин с густыми, сросшимися на переносице бровями, орлиным носом и копной смоляных волос, он был пригож и женщинам очень нравился. Таково моё первое впечатление о нём. И таким оно осталось до конца. Макееву Рубен доводился закадычным дружком – в прямом смысле слова. Много было у Василия дружков, но без Карапетяна эти воспоминания не могут обойтись никак.
Познакомились они, когда Василий приехал на практику из Литинститута. Руководителем практики был Артур Корнеев, работавший в Нижне-Волжском книжном издательстве. Рубен Карапетян редактировал студенческую газету в политехе. В это же время Макеев начал сдруживаться и с Борисом Екимовым, только-только начинающим пробовать себя в литературном сочинительстве. Все молодые, легко идущие на контакт, умники с забулдыжинкой, с амбициями, любители пображничать на досуге. К ним липли многие начинающие поэты и журналисты Волгограда, но в близкое окружение попадали далеко не все.
Чуть позже обзавёлся первой семьёй Василий; Рубен женился на красавице Надежде; Корнеев переехал в Москву на ПМЖ; Екимов остался бобылём. Жизнь очень по-разному распорядилась их судьбами: «Кому – грудь в крестах, а кому – голова в кустах!»
Как ни прискорбно это, но Рубен Карапетян, не стяжав крестов на грудь, попал в ранжир тех, чья «голова в кустах». А какая была голова! И какой светлый исток!
Отец, дважды лауреат Государственной премии, работал главным конструктором бурового оборудования на одном из волгоградских заводов, мать вела домашнее хозяйство, воспитывала детей. Семья не знала ни нужды, ни особых потрясений. Лишь сынок огорчал временами, и матушка восклицала: «Какой был золотой ребёнок, а что из него выросло!»
В браке с Надеждой у Рубена родилась дочь. Напротив Красных казарм семья получила хорошую квартиру. К тому времени он работал уже в газете «Молодой ленинец». Обижался, что родители купили машину не ему, а сестре.
Семейная жизнь не клеилась: не было единства, умения прощать слабости друг друга, да и любви, наверное, уже не было. Я удивлялась, как можно не держаться за такую женщину как Надя. Но Рубен, терпящий фиаско в семейной жизни уже не первый раз, разучился доверять женщине. Его не радовала даже дочь, занявшаяся гиревым спортом, накачавшая плечевые мышцы, потерявшая девическую трогательность. После «Молодого ленинца» он поработал выпускающим, заместителем ответственного секретаря «Волгоградской правды» Александра Афанасьева и окончательно охладел к журналистике.
Восточная его натура, при чистокровно русской матушке, не позволяла ему нищенствовать и мириться с участью большинства. Быть люмпеном – не для него! И он пошёл в вахтовики региональной нефтедобычи, надеясь «забашлять» на безбедную жизнь. Увы! Надолго его не хватило. Но надо было знать Рубена Гургеновича! Он держал лицо на уровне, был корректен, вежлив, чуточку надменен. Болтливостью тоже не отличался. Эмоции чаще выражал мимикой. Очень забавно хихикал, особенно цитируя стишок неизвестного автора:
В другой раз хохмил, якобы утешая незадачливого собеседника: «Не горюй! Найдём тебе девушку беременную, но честную».